Когда нам семнадцать…
Шрифт:
— А, вы все против одного! — С победоносным видом он вскочил на пушку, направляя струю из-под пальца веером то на меня, то на Тоню.
Но в тот же миг деревянное колесо пушки подломилось, и Маклаков плюхнулся в грязную лужу, образовавшуюся возле яблони. Под общий смех он, отряхиваясь, пошел к школе.
— Ну погодите, пушкари! — пригрозил он кулаком на ходу.
А через минуту кто-то крикнул:
— Ковборин! Максим Петрович!
Максим Петрович почти бежал, а директор школы шел не спеша, отмеривал
— Любопытная штучка! — сказал Максим Петрович, подойдя вплотную к пушке. — Из таких в гражданскую войну по белякам палили.
— Я же говорила! — воскликнула Тоня. — А можно про пушку точно узнать, кто ее сделал и какой части она была?
— Вероятно, — ответил Максим Петрович, с беспокойством поглядывая на подошедшего Ковборина. — В архиве, должно быть, сохранились документы, воспоминания.
— Очень может быть, — холодно откликнулся Ковборин. — Только школьникам это ни к чему.
Он стоял позади ребят и точно окаменел, глядя на пушку. Я незаметно придвинулся к нему. Впервые в жизни так близко и не через стекла пенсне я увидел его глаза. Округленные, немигающие, они смотрели безжизненно, дико — мне даже стало страшно. Что с ним?
— Владимир Александрович, — обратился к директору школы улыбающийся Грачев, — не кажется ли вам, что эта пушка может дать выстрел?
— Что… что вы сказали? — очнулся Ковборин. — Что вы имеете в виду?
— Многое… Начиная с поисков в архивах, — все так же улыбался наш классный руководитель.
Ковборин, видимо, пришел в себя, поправил пенсне.
— Вам мало недавних дурацких споров, лыжных дуэлей и попыток бежать на Чукотку? Простите, но я не понимаю вас… Учащийся должен учиться! Завхоз! — крикнул он в сторону школьного гаража. — Немедленно очистить двор от этого хлама!
— Как — хлама? — вспыхнула Тоня. — Это же пушка… Партизанская пушка!
— Партизанская? Откуда вам известно? — сказал Ковборин точно в пустоту. — А может, белогвардейская, а?
Сколько яда было в этих словах!
Тоня, вся пунцовая от волнения, замолчала. А я готов был броситься на него с кулаками.
— Убрать на свалку! — негромко, но жестко повторил директор свой приказ.
Я посмотрел на изменившееся лицо Тони, и мне стало жаль ее…
Что же делать? Как перехитрить Ковборина?
Не знаю, как мне пришла в голову эта счастливая мысль.
— Поручите мне вывезти пушку, — лихо, почти весело сказал я.
Ребята переглянулись. Филя вытащил свой гребешок. У Тони вытянулось лицо.
— Вам? — недоверчиво спросил Ковборин, и я вдруг подумал: «Сейчас латынью обзовет!» — Ну что же, юноша, — усмехнулся Ковборин, — пожалуй, это вам по силам. — Он круто повернулся и пошел
Что-то обидное скрывалось за последними словами Ковборина, но мне в ту минуту было не до обид.
— Ребята, приходите вечером, поможете! — громко обратился я к товарищам.
— Что ты задумал? — спросила Тоня, когда мы гурьбой пошли в класс.
— Увидишь.
— Улыбнулась пушечка-то! — подмигнул Маклаков.
Никто не отозвался на эти слова.
В большую перемену я побежал на завод к Павлу.
Ровно в девять часов вечера за дощатым забором школьного двора раздался протяжный и сиплый гудок грузовика. Филя и Тоня открыли ворота. Сверкнули фары, шум мотора стал яснее и громче. Но сидел ли кто в кабине рядом с шофером?
— Сюда, сюда подкатывай! — крикнула Милочка.
Грузовик подошел вплотную к яблоне, где стояла наша пушка. Щелкнула дверца кабины, и из нее выпрыгнул… Василий Лазарев. На сердце у меня отлегло. Все идет так, как задумано.
— Откуда вы? — осведомился у Лазарева Ковборин. Он вышел на шум из своей квартиры при школе.
— С завода. Тут у вас металлолом, говорят, есть.
— Есть, есть, молодой человек!
Вежливо и деловито попросив у Ковборина веревку и доски, Лазарев стал командовать погрузкой. Мы с трудом затащили пушку на площадку грузовика.
— Вася, — приставал к Лазареву-старшему Лазарев-младший, — верно, на переплавку?
— Отстань! — шепотом отозвался Василий. — Тут, паря, ход конем!
Пушка наконец была погружена. Филя, я и Вовка прыгнули в кузов. Василий, усевшись рядом с шофером, свистнул, и грузовик, обдав ребят бензинным перегаром, рванулся к воротам.
— Налево, налево сворачивай! — начальнически крикнул Маклаков.
— Можно и налево, — высунулось из кабины хитроватое лицо Василия.
Грузовик быстро помчался, петляя по темным улочкам города.
Шли дни. Уже давно над городом пролетели караваны уток, отгремели далекие охотничьи залпы, и моя длинностволая бердана снова покоилась за шкафом. В раскрытые настежь окна вползала густая летняя теплынь. Кружа голову, она тянула в поле, на реку…
— Ты, парень, поменьше бы в окошко заглядывал, — покрикивала на меня Зина. — Испытания ведь… За девятый класс.
— Знаю, не маленький! — склонялся я над учебниками. А сам не в силах был отогнать назойливые думы.
К хорошо известному чувству тревоги — как-то пройдут экзамены! — примешивалось какое-то смутное, безотчетное беспокойство. Наконец я понял, из-за чего. Пушка! Да, пушка! Спрятав ее, мы как бы бросили негласный вызов тому, кто приклеил ей ярлык «белогвардейская»… А что мы сами знали о нашей пушке? Вдруг из нее и вправду стрелял бандит-каратель?