Когда наша не попадала
Шрифт:
Смолкла бандура, и спокойно сказал казак:
– Пора мне возвращаться, атаман. Нужен я своему краю.
– Мы все нужны дома, Тарас, – грустно ответил Спесь. – Но не закончены ещё наши дела в море-акияне. Потерпи, братка.
– Что же, потерпим, друзей в пути не бросают.
Освобожденная ладья, вольная кобылица моря, резво бежала по простору. Близился вечер, и уже была видна серая полоска на горизонте.
– Опять туман, – недовольно проворчал Геллер, прикладывая ладонь ко лбу. – Опять забота.
– Не пойдём, на ночь-то глядя.
Стреноженная убранным ветрилом, ладья качалась на ласковых волнах, и яркие звезды подмигивали с неба и воды. Тиха и покойна была эта ночь, и негромко праздновали дружинники взрослое имя волхва. Степенно поднимали чаши с забродившим соком, отпивали по глотку и незлобно подшучивали над молодым мужчиной.
– А пора бороду отращивать.
– Не-е-е, только усы, – протянул Тарас, поглаживая свою гордость. – Молодицы их больше любят.
– О-о! Точно сказано! – оживился Спесь. – Значит так… Иван! Сватами позволишь нам пойти?
– К кому сватами? – поперхнулся волхв, чувствуя, как предательский румянец окрашивает щёки.
– Ну, к кому – это ты нам скажешь, – добродушно рассмеялся Геллер. – Никогда не поверю, чтобы никто не ждал тебя на берегу.
– Она сказала, что ждать не будет и чтоб я проваливал, – Иван чувствовал, что хмелеет и что лучше промолчать, но давняя обида развязала язык, и слова лились стремительным потоком.
– А ну тихо! – пророкотал кормчий. – Шо до паренька пристали? Спать лягайте, будет день и будет солнце. Негоже о делах Лады в мужицкой компании ночью трепаться. Под звёздами для таких разговоров другие слушатели нужны. Ужо я вам, охальники…
– Я им, как на духу, – плакался в могучую грудь волхв.
– А они смеются…
– Не обижайся на смеющихся в лицо, бойся хихикающих сзади. Спать лягай. Вернёмся домой, тогда и приговорим, кто и к кому.
– А когда мы вернёмся, дядько?
– Аккурат к твоей свадьбе и вернёмся, – успокоил парня Геллер, и накрыл его лёгким полотном. – Спи.
Рассвета не было, наверное, самый старый художник на земле слишком замешкался, выбирая палитру для утренней зорьки, и солнце выскочило на небо, как щенок, оборвавший поводок. Даже на небе оно продолжало своё баловство, щедро рассыпая ослепительные лучики. «И почему их зовут «зайчиками»? – грустно подумал волхв, пытаясь спрятать лицо под парусиной. – Бесцеремонные, как щенята. Но такие же милые, и сердиться на них невозможно». Откинув покрывало и отдав лицо на вылизывание солнечным лучам, Иван окончательно проснулся. Ладья, степенно переваливаясь на волнах, бодро бежала куда-то вперёд. Рысь бдил на носу, сусанин – у правила, остальные занимались кто чем. Лисовин играл в тавлеи с атаманом, бдительно поглядывая на отмеряющего сушеное мясо Багро Белого, своего помощника. Геллер беседовал с Эйриком, неодобрительно посматривая на шатающихся рядом дружинников, таскающих какую-то деревяшку.
– А что они носят? – спросил Иван у своего наставника.
– «Вахту» они
– Дык положено же, – явно смущаясь, понизил голос скальд.
– Так пускай положат, и хай себе лежит, чего тягать-то? – по-прежнему хмурясь, проворчал Геллер. – Хорошо ещё, склянки бить не начали.
– И это полагается? – удивился Иван.
– У нас такого безобразия не будет! – отрезал Володимир. – Мало ли, что там эти ляхи и тевтоны придумают! Понапьются и давай буянить, посуду бить, земли завоевывать… В море пить нельзя!
– А пиво? – удивился юноша.
Собеседники переглянулись, и Геллер со вздохом потрепал макушку парня:
– Учить тебя ещё и учить. Пиво, сынок, к буйству не располагает. После доброго – обрати внимание, доброго тёмного пива, раздумчивость в душе просыпается и желание понять Мир или хотя бы собеседника…
– Правда твоя, – важно подтвердил Эйрик. – Мне даже петь не хочется, не то что после нургского эля.
Ваня вспомнил вкус жидкости из той бочки, что осталась на далеком берегу, и поморщился.
– Вот об этом я и говорю, – правильно понял его гримасу скальд. – После эля и не так завоешь. А представляешь, некоторые смеют это тоже пивом называть.
– Повбывав бы гадив! – подтвердил Непейвода и повёл носом: – А где?
– Нема. Только у батьки, для лечебных целей.
– Эх-х-х, – вздохнул казак, и направился к бочке опровергать собственную фамилию.
– Впереди! – закричал Рысь, и «вахту» немедленно уронили кому-то на ногу. Иван сразу понял, почему говорят: «тяжелая вахта». Но все поспешили на бак, даже «вахтенный» на одной ноге тоже припрыгал к борту посмотреть на то, что так взволновало обычно спокойного Рыся.
Небольшой рост и юношеская худоба имеют огромное значение, когда нужно сквозь толпу кряжистых мужиков пробраться к свободному месту. Голова вполне помещается под мышкой у дядьки Геллера, а видно и так хорошо. Впереди гарцевала на волнах странная посудина: высокая мачта с надутым парусом, несуразно торчащее вперёди бревно, к которому привязана длинная веревка, и нагромождение каких-то сараев на корме. Вообще веревками, или «снастями», как любил говорить Эйрик, суденышко было просто оплетено, как паутиной. Единственная мачта давно должна была сломаться под грузом толстенных вервей, но почему-то не ломалась.
– Странно-о-о, – протянул Володимир и глянул вниз. – Посмотри-ка внимательнее, парень.
Иван поморщился, тяжко было смотреть волховским глазом, но просьбу уважил и, не удержавшись, ахнул.
– Нет там ничего, одна вода, но…
Он пригляделся, потом продолжил.
– А вот сзади этого морока кораблик плывёт и какой-то непонятный. Вернее, я таких никогда не видел.
– Так я и знал, – удовлетворенно сказал Геллер и, поворотясь к атаману, объяснил: – Ветер нам в парус, а этот морок навстречу, и ему ветрило попутный. Так не бывает.