Когда она сказала да
Шрифт:
Атти тошнило от страха, но на душе стало легче. Когда некуда деваться, смерть кажется не таким уж плохим выходом.
Калли мертва.
Пришло время сказать это вслух.
— Калли…
— Калли жива. Она лежит в доме. Приходил доктор и сказал, что она будет жить.
Девочка не могла осознать сказанное.
Калли жива!
Жива, значит, все еще здесь, все еще на земле, все еще говорит и дышит и…
Атти закрыла лицо ладонями. Рыдания, которые она так мужественно сдерживала весь
Она боролась с ними. Но слезы лились и лились, а из горла вырывались уродливые прерывистые звуки. Она больше не могла сопротивляться. Упала на колени. И плакала перед Портером, хотя никогда не плакала. С самого детства. Никогда…
Наконец Атти снова смогла дышать свободно и вытерла рукавом слезы и сопли. Тяжело дыша, пытаясь успокоиться, она прислонилась головой к стене и вытянула замерзшие ноющие ноги.
Что-то упало ей на колени. Большой полотняный квадрат. Прекрасно! Теперь она назло ему испортит его носовой платок!
Девочка подняла платок, энергично высморкалась и протянула Рену.
— Считай его своим, — сухо бросил тот.
Атти сложила руки на груди и уставилась на человека, испортившего ей жизнь. Он сел напротив, поставив у двери фонарь, который отбрасывал довольно тусклый свет. Атти, невзирая ни на что, была благодарна. Он слышал ее рыдания. Но это куда менее унизительно, чем когда при этом на тебя смотрят.
Атти скрипнула зубами. Пора кончать с этим!
— Это вы должны были лежать с мушкетной пулей в груди!
Рен вдруг осознал, что с огромным сочувствием смотрит на маленькое чудовище. Он знал, что это такое — боязнь потерять родного человека. И его сердце разрывалось при мысли о том, что бедняжку довели до точки. Ни одному ребенку не следует брать в свои руки жизнь и смерть. К тому же, грязная и растрепанная, она ужасно походила на Калли, хотя уже сейчас он видел, что девочка вырастет ослепительной красавицей и намного превзойдет внешностью сестер.
Если подлая маленькая зверушка до этого доживет.
Ему следовало оставить ее здесь и послать на поиски весь клан Уортингтонов. Он ничего не знал о детях, хотя был твердо уверен, что Аталанта Уортингтон только слегка походила на обычное дитя. Боже, какими только именами не наделяли эти люди своих ни в чем не повинных отпрысков!
— «Атти» тебе не идет. Я бы назвал тебя «Ратти» [1] , — хмыкнул он.
Выражение ужаса на ее лице было почти смехотворным.
— Не посмеете!
Рен задумчиво глянул в потолок.
1
От английского «rat» — «крыса».
—
Она долго молчала. Как он и подозревал, ее терзали муки совести из-за Калли. С другой стороны, ей ничуть его не жалко. Если она и жалеет, то лишь о том, что промахнулась.
— Твоя семья приехала в Эмберделл. Ищут тебя.
Она угрюмо отвернулась.
— Твоя мать очень расстроена.
Такой же угрюмый взгляд. Громкое шмыганье.
Рен очень устал. День был длинным и кошмарным. Посчитай он, что выйдет из этого целым и невредимым, перекинул бы маленькую убийцу через плечо и отвез бы к спятившим родственникам.
Калли любила эту зверушку. Калли хотела бы, чтобы та сохранила свое крошечное достоинство. И хотя он годами ни с кем не разговаривал, все же был готов уговорить злобную оборванку ехать домой.
— Однажды я убил человека. Воткнул ему в глаз его же собственный багор.
Взгляд сверкающих глаз немедленно пронзил его. Хорошо. Кровь и грязь немедленно привлекли ее внимание.
Рен ткнул пальцем в плечо, как раз над звездообразным шрамом.
— Конечно, это было после того, как он уже убил меня.
Она недоверчиво уставилась на него.
— Сначала он ударил меня багром. Я вырвал багор и воткнул в его толстый череп.
Иногда он воскрешал в памяти тошнотворный звук того удара, но эти подробности держал при себе.
— Потом я умер.
— Вы не умерли.
Рен спокойно встретил ее взгляд.
— Умер. И был воскрешен каким-то добросердечным ублюдком-доктором.
— Доктора — идиоты.
Рен фыркнул, услышав презрительную реплику Калли, повторенную мелодичным детским голосом.
— Да, я уже слышал.
— Так вы выжили, несмотря ни на что?
— Нет. Много недель я оставался на грани жизни и смерти. Много месяцев. Я и сам точно не знаю. Я был где-то в другом месте.
Теперь она полностью в его власти.
— И где вы были?
— Не могу описать.
Он никогда и не пытался. Не говорил ни одному человеку.
— Там было темно и холодно. Так холодно, что я словно оцепенел. И мне это нравилось.
— Да, оцепенеть лучше, чем… — кивнула Атти.
Лучше, чем чувствовать боль от убийства любимой сестры.
— Но потом я очнулся, и оцепенение прошло. Я был очень этим расстроен. Потом нашел зеркало. И мне совсем не понравилось увиденное.
Атти снова кивнула.
— Вы похожи на куклу, которая у меня была когда-то. Кас и Полл сожгли ее, когда устроили пожар в столовой, а Элли пыталась залепить дыры воском и бумажной массой. Она выглядела, как черт из ада!
Рен кивнул. Вполне справедливая оценка.
— Мое лицо тебя пугает?