Когда под ногами хрустит империя
Шрифт:
– Ладно. Давайте попробуем перебрать остальные. – Она попробовала сосредоточиться, чтоб выразить свою мысль максимально кратко и максимально точно. В подобных разговорах всегда самое опасное – эмоции, когда они довлеют, вообще очень легко сорваться в многословие. А многословие – враг чёткости, ясности и понятности. – Есть два основных препятствия. Во-первых: мы представители двух государств, которые в ближайшем будущем, видимо, окажутся в состоянии войны.
– Сегодня утром в четыре тридцать проход закрылся, – корректно перебил Кенред. – Открывать его снова империя не планирует. Я уже вам объяснил, почему. Если проход
– Угу… Пока, – предположила Кира и сощурилась, увидев в его молчании безусловное подтверждение. – А потом… Как там назывался этот мир? Бернуба? Потом мир, с которым империя торгует, покажется ей намного удобнее в качестве провинции. И тогда вы пойдёте его завоёвывать. Да что там! Думаю, вы прекрасно меня понимаете.
– Да. Понимаю. Но пока вы находитесь здесь, вам будет проще отыскать союзников среди наших вершителей судеб и добиться того, чтоб вместо военной агрессии с вашим миром установили прочные и выгодные намного больше, чем война, торговые отношения.
– Призрачная надежда. Вы думаете, я этого не понимаю?
– Я думаю, вы очень умны.
– Спасибо. – Она поморщилась. – Если военные действия возобновятся, что мне прикажете делать? Мило улыбаться?
– Можно будет подумать потом.
– А вы воюете так же? «Подумаю потом»?
– Иногда приходится.
«Да чтоб тебя… А ты упрямый. И убеждать умеешь», – с лёгким раздражением подумала она. Впрочем, это и раньше было заметно. Поэтому, сделав над собой усилие, продолжила:
– Ладно. Допустим. Но даже если и так, есть ещё одно препятствие: обстоятельства нашего знакомства.
Они снова встретились взглядами, уже намного более растревоженные, чем вначале беседы, и теперь глаза Кенреда были, казалось, не просто прикрыты щитом, а в буквальном смысле пусты. Мгновением позже Кира поняла, что взгляд совсем не пуст. Он просто обращён глубоко внутрь. И там внутри идёт стремительная и чудовищно тяжёлая работа.
– Понимаю, – трудно проговорил он. – Вы не сможете простить мне того, что тогда с вами произошло.
– Я не должна вам как человеку и бывшему противнику прощать что бы то ни было. Вы не совершили никаких военных преступлений. Я являюсь военнослужащей, я знала, на что шла, а ваша страна не принимала конвенцию о правах военнопленных. Вы делали то, что были должны, как и я. Это понятно. Но мы ведь обсуждаем не приятельские отношения, не отношения людей, которые разойдутся в разные стороны и больше не встретятся. Мы говорим об отношениях дружеских… Тем более любовных… Ну сами посудите – какая после тех событий может быть дружба или любовь? Какое у меня к вам может быть доверие?
Кенред принахмурился и несколько мгновений раздумывал. Уже одно это безусловно располагало к нему – серьёзное отношение ко всему тому, что она говорила.
– Но, возможно, я со временем смогу заслужить ваше доверие.
– Да каковы на это шансы?!
– Невелики.
– Да они практически нулевые! Вы что – верите в чудеса? Вы бы поверили мне после такого?
– Не берите меня в пример. Я бы при определённых обстоятельствах поверил, но понимаю, что не могу считаться эталоном.
– Я не верю!
– Ладно. А я с вами не согласен. Я думаю, доверие вполне возможно. Просто нужно время. Вы ведь меня совсем не знаете.
– И вы меня – тоже. Вот почему с моей точки зрения ваше
Он долго молчал, подбирая слова.
– Значит, вы уверены, что я не смогу вас убедить?
– Уверена, что не сможете.
Кенред тяжело вздохнул и поднялся с её кровати.
– Вы всё-таки обдумайте то, что я сказал. Пожалуйста. Обещаете?.. Спасибо.
Она проводила его взглядом и даже от закрывшейся за ним двери не сразу отвела глаза. Она не понимала даже, что ей думать и чувствовать касательно случившегося. И совершенно не могла понять, почему Кенред поступил именно так. А если противник непредсказуем, он вдвойне, втройне опасен. Что вообще происходит, чёрт его дери?! Зачем она ему нужна в роли жены? Что с ним такое произошло? Он что, головой приложился?.. Как просто, если бы это было так…
С усилием она принудила себя хоть чуть-чуть успокоиться, отложила подальше и рисунки, и дневник, понимая, что сейчас не сможет ничем заниматься. Пересела на подоконник и уставилась в окно, на темнеющий в вечерней дымке цветник и парк поодаль. В её разговоре с Кенредом была ещё одна важная вещь. Он сказал о том, что проход в её мир отныне закрыт, и его государство не планирует открывать новый. А значит, домой ей уже не вернуться. Она сконцентрировала беседу на другой теме, потому что та, другая, была намного острее. Да и собеседнику, похоже, её возвращать домой не хочется.
Зато отказом он явно озабочен. Что ж, тому может быть простое объяснение: даже если ты делаешь даме предложение не ради неё самой, отказ всё равно малоприятен. Но Кира не хотела всё упрощать. Ей казалось, что тут имеется и другая причина. Как бы выяснить точно, во что она вляпалась… Что за игру затеял сын герцога? Почему в неё втянута ничтожная военнопленная, девица из другого мира, и почему такая мелочь вдруг стала значимым элементом?
Что ж, вот теперь и ею овладело отчаяние. Поэтому к чувствам Кенреда она осталась глуха. Даже больше, чем глуха.
Впрочем, к моменту, когда её пригласили на общий ужин, Кира вполне овладела собой. Она умылась, оправила платье, оглядела себя в зеркале и, вздохнув, пошла следом за дожидавшимся её слугой. Каким-то новым, раньше она его не видела. Может, он приехал с герцогом?
В столовой (эта хотя бы была поменьше, чем в замке, и не такая давяще роскошная) снова оказалось всего четыре человека: герцог, герцогиня, Кенред и она сама, пришедшая на этот раз позже всех. Слуга отодвинул для Киры стул, и это было странно – как подчёркнутая вежливость от человека, который в другое время грубит и смотрит свысока, даже уничтожающе. Собственно, почему «как»? Это именно подчёркнутая вежливость (вроде прямого предостережения «в других обстоятельствах даже и не рассчитывай»).
Сев и расправившись с салфеткой, Кира взглянула на герцогиню, надеясь в её взгляде черпнуть поддержку. Они снова сидели напротив друг друга, и её светлость улыбнулась ласково и ободряюще, но взгляд у неё был рассеянный. Похоже, ей и самой нужна была помощь.
Подали первую перемену, потом вторую. Беседу вёл герцог, она была вполне нейтральной, но чувствовалось, что его светлость ждёт подходящего момента, чтоб возобновить прерванный недавно спор, и этот момент вот-вот наступит, а вино только добавляло яркости приближающейся вспышке. Уцелеет ли кто-нибудь в этом огне? Самое время помолиться об удаче.