Когда под ногами хрустит империя
Шрифт:
– Нет, я понял… – Кенред в задумчивости увёл взгляд в окно. Потом вернул обратно. – Ладно. Раз у вас всё так просто… Я прошу вас согласиться стать моей женой.
– Э-э… Что?
Несколько мгновений они смотрели друг на друга в полном непонимании.
Потом Кенред осторожно предположил:
– Как понимаю, получилась не та формулировка. Я могу попробовать другую? Скажем… Согласитесь ли вы, сударыня, создать со мной семью?
– Что произошло? – Она не смогла скрыть надрыв в голосе.
Под её взглядом Кенред и не думал смущаться. Только тень улыбки совсем пропала из его черт, осталась
– Я принял решение.
– Чем оно продиктовано?
– Простите?.. Я, возможно, не понимаю, но… У нас брачное предложение продиктовано обычно желанием создать семью с конкретной женщиной.
– Да, но в чём причина вашего столь внезапного желания её создать с явно неподходящей для этого женщиной? Вы же человек, который определённо привык взвешивать каждый свой шаг.
– В моём возрасте уже понимаешь, что тянуть не следует.
Она долго молчала, перебирая аргументы, и как всегда в таких случаях её лицо приобрело отсутствующее выражение. Он её не торопил, но и сам не торопился.
– А что я могу вам ответить, пока вы не объясните мне всё толком и честно? Я прошу вас, объяснитесь. Сэр.
– Так официально?
– Да, сейчас немного официальности не помешает.
– Да. Вы совершенно правы, а я забылся. Мне следовало вести себя уважительно. Простите, Кира…
– Нет, вы меня неправильно поняли.
– Не стоит обращаться по имени?
– Наоборот. Если хотите, можете даже говорить мне «ты». Как вам угодно. Просто для меня… Послушайте, Кенред, мы ведь оба с вами взрослые люди. Мы знаем, что страсть, сводящая с ума – это по большей части удел юношей. И девушек. Но даже если страсть охватывает более взрослого по возрасту и разуму человека – это не особо-то хорошая основа для создания семьи. Вы же не будете говорить об охватившей вас страсти, правда? Мы же говорим серьёзно?
Кенред помедлил, прежде чем ответил. И лицо у него было всё такое же непроницаемое – не поймёшь, о чём думает.
– Да, конечно. Мы говорим серьёзно, и я говорю не о страсти. Я, если желаете, говорю о восхищении. Я искренне восхищаюсь вашим характером и умом. В особенности умом. Меня завораживают умные женщины – уточню: женщины совершенно определённого ума. Но, к сожалению, до знакомства с вами я знал лишь двух таких, и обе они…
– Они? – поощрила Кира, потому что он замолчал.
– Обе они были мне недоступны.
– Между вами всё кончено? – Она смотрела с сочувствием.
Он едва не взвился. Гнев прорвался так внезапно, что даже привычная маска сдержанности с ним не совладала.
– У нас никогда ничего и не было! И быть не могло… Боже, Кира, о чём вы… Я говорю не о любви к одной из них, а лишь о восхищении и о других чувствах, из которых впоследствии выросла бы любовь, если б она была возможна между нами, и я дал бы ей волю… Я верю, что в нашем с вами случае любовь вырастет. – Он помолчал, успокаиваясь. – Кира, вы хотите сказать, что я неприятен вам как мужчина? Ответьте честно.
Он взглянул на неё с ожиданием. Да, пожалуй, солгать ему сейчас она не сможет, слишком сильно выведена из равновесия.
– Нет. Этого я сказать не могу. Вы умны, интересны, привлекательны. Притягательны. Вы производите поразительное впечатление. Но вы ведь не короткую связь без обязательств предлагаете. Речь-то о семье.
– Именно так.
– Но очевидно, что семья между нами невозможна ни при каких обстоятельствах. Даже в случае взаимной страсти.
– Почему?
– Аргументов против столько, что и не знаешь, с которого начинать. Достаточно уже того, что мы – дети разных культур, настолько разных, что их даже не примерить одну к другой.
– Иногда людей лучше объединяют противоречия и различия, чем сходство.
– Хм… В смысле семьи, мне кажется, такого не бывает никогда. Послушайте, Кенред… Подумайте, например, о том, как к подобному браку отнесётся ваш отец.
– Отрицательно. – Он почему-то улыбнулся.
– Ну вот. Зачем вам окончательно с ним ссориться? Наверное, он даже сможет наложить запрет на это ваше решение.
– Нет. Запрет наложить он не может. Я трижды вступал в договорной брак по его решению. По традиции на четвёртый раз я имею право жениться по собственному выбору.
– Три брака? Ё-моё… Что же случилось-то?
Он пожал плечами.
– В первый раз мы были совсем детьми: мне пять, ей четыре. Она умерла от пневмонии через два года после свадьбы. Поверьте, наша семья к этому отношения не имеет и не может иметь: моя первая жена жила со своей семьёй. Второй раз меня женили, когда мне было одиннадцать, а ей – тринадцать. Через год нас со скандалом развели, но скандал был чисто политический, ссора между семьями. Сейчас она счастлива в браке, у неё трое детей. Ну, а в третий раз это случилось уже после того, как я окончил Высшую военную школу. Только начал службу. Было мне двадцать два. Мы поженились, а через полтора года она умерла… рожая моего ребёнка. Роды произошли слишком рано, супруга была далеко от поместья, пока её нашли, доставили… Не выжили оба – ни она, ни моя дочь. – Он помолчал, глядя в сторону. – Тогда я решил, что проклят.
– Понимаю. Но это не повод же сейчас вступать в брак с иномирянкой. Пусть даже иномирянку и не жалко – а вдруг я не умру родами? Что тогда?
– Поверьте, Кира, дело совсем не в этом, и я очень надеюсь, что вы не пострадаете…
– Тогда скажите, в чём дело. Потому что сейчас пока я вижу одно: ничем хорошим наш союз закончиться не может.
– Но я ведь сказал. Вы восхищаете меня, и именно с вами я хочу создать семью. Послушайте, Кира, мы ходим кругами в этом разговоре. Может быть, вы скажете мне, каковы ваши личные причины считать, что этот брак обречён на неудачу, и мы обсудим именно их? Ваш первый аргумент – о разности культур – я понимаю и принимаю, но считаю, что человеку моего положения ваш свежий взгляд на нашу жизнь может быть очень полезным, и в свою очередь я обещаю вам своё терпение. Бытие аристократки – я уверен – вы в конечном итоге оцените положительно.