Когда под ногами хрустит империя
Шрифт:
– Ну да… Вы уверены, что банкирские дома проявят солидарность? Беспринципность банкиров и продажников известна всем. Если есть выгода, они на всё пойдут ради неё. Если не все, то часть.
– Возможно. Но в этом случае условия кредита будут такими, что герцогство потеряет все преимущества, которые сумеет приобрести вашими усилиями.
– М-м… Да, понятно. Но на войне всё-таки чаще требуются ресурсы, а не деньги. Нельзя ли будет их получить в изолированных мирах на самых льготных условиях? Или даже в кредит?
– Эту карту можно разыграть лишь однажды, – холодно вмешался Алерам.
– Ой ли?
– Здесь соглашусь
– Это может и не получиться. Зыбкая почва, Гаий.
– Мне пришло в голову ещё кое-что, – проговорила Кира. – Я ведь на странном положении, да? Господа банкиры могут решить, что новоиспечённая простолюдинка-жена герцога понаделала дел, а герцог потом придёт и наведёт порядок. Зачем им сходу ссориться с одним из самых влиятельных людей империи? Разве они решатся сразу рвать с ним? Разве не предпочтут подождать? А когда его светлость вернётся, война уже закончится, и кредиты не будут настолько нужны. И его решение уже будет его решением. Да и… Рискнут ли банкиры из-за десятка заводов восстанавливать против себя императорского канцлера?
– А может быть, даже самого императора, – пробормотал Тудхал.
Ри Кридей одарил его мрачным взглядом.
– Пожалуй, вы правы, ваша светлость. Я готов с вами согласиться. Но кто сообщит представителям частных компаний об этом решении?
– Могу я, – предложила Кира. – Они будут ждать беседы с глупой девицей – я сыграю именно такую. И это даст нам хорошую временную фору.
– Вы должны быть готовы, ваша светлость, – произнёс камерарий, – что они попытаются вас подкупить.
– Пусть попробуют. – Она оглянулась на малую дверь рядом с картой. – Чай! Ну наконец-то!
31
Отпивая из чашки, Кира проводила глазами консулара и камерария, а также и секретаря, который поспешил за ними, словно совсем забыл, что ему следовало делать вид, будто им повелевает герцогиня. Даже Эдельм Синна не остался – он вышел следом за чиновниками и вернулся лишь пару минут спустя. Кира сделала ему жест подойти ближе.
– Что они говорили?
– Я слышал только его милость консулара.
– И?
– Он сказал «Если она будет стараться так же, как сейчас, её здесь полюбят не меньше, чем принцессу». Это хорошие слова, ваша светлость. Принцессу Леонею здесь очень любили.
– За что именно?
Эдельм слегка развёл руками.
– Она была старшей дочерью великого императора и поистине благородной дамой.
Кира допила чай из чашечки и прикрыла глаза от удовольствия.
– М-мда. Я – не благородная дама. И мой отец – уж никак не великий император. Но я собираюсь идти до конца. А иначе точно ничего не получится… Господи, как же я устала. Нельзя ли распорядиться, чтоб мне подали что-нибудь сладкое к чаю? Голова болит…
Она знала, что встреча с торговым представителем будет самой сложной. Ночью, не в силах уснуть, она села к зеркалу и пыталась прорепетировать выражение лица… Бессмысленная попытка. Во-первых, глаза собеседника – это всё-таки не зеркало, в них не увидишь
Вот и теперь она переполошилась так, словно герцогиня заболела смертельной болезнью… Или пожелала себе посреди ночи молока горных цапель или икры столетнего осетра, собранной девственными мальками на склонах безводорослевого берега, и чтоб обязательно в малахитовую креманку – а пожелания, хоть ты умри, надо выполнять! Пришлось сдаться и лечь обратно в постель. И ждать утра. Чёрт побери, усталое лицо будет знаком слабости и готовности уступить. Но что поделаешь… Утром, скрепя сердце, Кира передала старшей горничной просьбу прийти. Объяснила, что нуждается в помощи.
Та с невозмутимым видом заверила, что отлично понимает задачу. Макияж, который она сделала Кире, показался той вызывающе мёртвым, но в нынешней ситуации рисованная невозмутимость стала преимуществом. Платье, которое было предложено, Кира на этот раз приняла без возражений, и драгоценности – тоже. Она самой себе показалась манекеном, но что требовалось на этот раз – правильно сыграть роль, а роль следует играть в гриме и костюме, которые подбирает отнюдь не актёр. Для этой работы существуют костюмеры, художники, гримёры – и режиссёр.
И уже неважно было, сумеет ли герцогиня состроить нужное лицо – макияж и костюм делали всё это за неё. Поверх созданного образа она наблюдала за представителями финансовых компаний с любопытством разведчика, которому поручено оценить, будет ли сражение или обойдётся оружейным бряцаньем. Её собеседники держались намного увереннее. Но они действовали по шаблону, и, поскольку шаблон был Кире чужд, она особенно ясно его ощущала.
Представитель компании так изящно предложил ей футляр с подарком, что оскорбиться было попросту невозможно. Кира открыла его и замерла, ошеломлённая красотой камней в оправе. Драгоценности были подлинным произведением искусства: ожерелье, серьги, диадема и парные браслеты. Страшно было даже прикоснуться к ним – так они были хороши.
Стараясь улыбаться сдержанно, она закрыла футляр и деликатно отодвинула его от себя – со всем уважением к такой великолепной вещи.
– Благодарю вас. Эти драгоценности просто поразительны. Но у меня на родине уважающая себя замужняя женщина не может принимать дорогие подарки ни от кого, кроме мужа или отца. Поэтому я благодарю вас, но принять подарок никак не могу.
И взглянула на собеседника глазами искренними, чистыми и пустыми, лишь чуть осенёнными простодушной улыбкой. Такому трудно что-либо противопоставить, как и самой настоящей глупости.
В итоге её беседа с представителями компаний получилась короткой и невнятной. Они не так уж сильно и давили на неё. Кира пучила глаза и твердила как заведённая: если компания имеет доходы с заводов, значит, должна участвовать в расходах, потому что это справедливо. Ну и что, что договор. Война же, при чём тут договоры. Не война б, так и не трогали б заводы с места. Тут из-за неё и так полно забот, компаниям неплохо бы поучаствовать и помочь правительству. Всё должно быть по справедливости, разве ж нет?