Когда сбывается несбывшееся… (сборник)
Шрифт:
И снова звонит по мобильному телефону.
Длинный коридор коммунальной квартиры. Мягкими прыжками в кожаных джурабах несется к телефону внук старой татарки.
Наконец, волосатая, разрисованная татуировкой рука снимает телефонную трубку.
— Да-а, — многозначительно и многообещающе отзывается мачо.
— Это я… — слышит он после некоторой паузы в телефонной трубке женский, с волнительным придыханием голос.
— А ты — сообразительная. Хвалю, — самодовольно говорит мачо. — Мы можем сегодня встретиться?
— А почему бы и нет? — вопросом
— Тогда давай встретимся в центре.
— Я плохо знаю Москву, — сказала девушка.
— Ах, да… Совсем забыл. Ну, тогда… подъезжай к дому, из которого ты улизнула. Жди на улице. Я увижу тебя с балкона. Через час-полтора сможешь подъехать?
— Могу.
— Тогда целую ручки, птичка, — с интимом в баритоне произнес московский татаромонгол.
Алена отключила мобильный телефон, поднялась с тахты и быстро начала собирать в сумку необходимые мелочи. Она лихорадочно возбуждена.
Перекинув сумку через плечо, буквально выпархивает из комнаты, но тут же возвращается за ключом, который забыла взять. Еще открывает свою тумбочку и достает оттуда солнцезащитные очки. Наконец, выходит в коридор общежития.
Когда Алена закрывает дверь, взгляд ее невольно падает на прикрепленную над дверью бумажку с нарисованной цифрой «8». Девушка подпрыгивает, желая сорвать бумажку, но ей это не удается.
— Вот идиотка, — бормочет она себе под нос, вспоминая Куронэко.
Проходя по коридору, Алена останавливается у большого, во весь человеческий рост, зеркала. Надевает очки с чуть затемненными стеклами, поправляет волосы. Любуется ладно сидящим на ней Катиным топиком, облегающими светло-голубыми джинсами, которые оставляют открытым пупок с пирсингом. И довольная своим внешним видом, выходит, наконец, из общежития на улицу.
Клавдия Ивановна делает уборку у себя в комнате, вытирает пыль. Она машинально проводит влажной тряпкой по подоконнику, также машинально глядит в окно.
Женщина вдруг видит, что у тополя возле ее дома, стоит…Катя: в светло-голубых джинсах, знакомом голубом топике, с распущенными по плечам волосами.
Удивленная Клавдия Ивановна порывается в сторону открытого балкона. Но в это же самое время ей слышится какая-то возня у входной двери.
Она выходит в общий коридор, проверяет замок. Прислушивается. Кажется, она слышит удаляющиеся по лестнице шаги.
Затем возвращается к себе и выходит на балкон. У тополя — никого нет. Женщина провожает взглядом отъехавшую чуть ранее автомашину. Растерянно пожимает плечами. «То ли девочка — а то ли виденье» — вспомнились ей вдруг слова из песенки, когда женщина возвращалась в комнату.
Клавдия Ивановна подходит к тумбочке, надевает очки. Берет недовольно в руки бутылочку с лекарством, долго читает аннотацию, качает головой.
— Нет, никуда это не годится, — сокрушается женщина. — И ночью сплю плохо, и днем мерещится… Надо к врачу идти, пусть другое что-нибудь пропишет.
Шумная уличная Москва.
Возле заведения с вывеской «Суши-бар» тормозят «Жигули».
Из них выходят двое — стройная русоволосая девушка и молодой брюнетистый
Собственно, их можно видеть теперь лишь через оконное стекло увеселительного заведения. Разговора их не слышно. Видно только, что девушка немногословна и чуточку смущена. Больше говорит и жестикулирует, явно с самодовольным видом, ее ухажер — молодой мужчина в блестящей шелковой рубахе ярко-оранжевого цвета с распахнутым воротом, из которого выглядывает волосатая грудь и цепочка. На цепочке прикреплена еще какая-то фигурка в виде талисмана то ли черного, то ли темно-коричневого цвета.
Спустя какое-то время пара выходит из бара.
Мачо тормозит первый попавшийся автомобиль.
Машина остановилась у «Казино». Из нее вышла все та же парочка, которая быстро скрылась в игорном заведении. Там они проведут немало времени, выйдя на улицу, когда столица уже будет расцвечена завлекательными вечерними огнями.
Поздним вечером, теряясь среди прогуливающихся прохожих, они бродят по центру Москвы. Молодой мужчина обнимает свою подругу за талию. Девушка улыбается. Похоже, она счастлива и довольна.
Ночь. Комната Клавдии Ивановны.
Пожилой женщине снится сон. По сути, это продолжение или повтор тех самых тревожных видений, которые ее посетили в ту ночь, когда ее разбудила перепуганная Катя, и она сказала девушке, что ей приснился покойный супруг.
Клавдия Ивановна будто бы идет по длинному коридору коммунальной квартиры в ночной сорочке и, держа в руках свечу.
В самом конце плохо освещенного коридора, там, где живет старая татарка, она видит своего покойного супруга, который пытается ей что-то сказать. По мере приближения к нему, она начинает разбирать слова, которые он произносит: «Клава, не ходи… Не ходи сюда, Клава»…
Ее супруг стоит у заколоченной наглухо массивной двери, которая ведет во вторую, отремонтированную часть здания…
Клавдия Ивановна просыпается. Зажигает свет. Смотрит на настенные часы, которые показывают половину второго. Садится на кровати. Прислушивается. Ей кажется, что она слышит тихую восточную мелодию.
Женщина проворачивает ключ и высовывает голову в коридор. Она видит, или ей кажется, что она видит… полоску света из комнаты, где уже никто не живет и куда громко звонит один-единственный работающий звонок на двери их коммунальной квартиры.
Она выходит и тихо идет на свет и звук мелодии. Доходит до приоткрытой двери и видит… со спины обнаженную Катю, которую обнимают разрисованные руки внука старой татарки. Девушка также крепко обнимает татаромонгола.
Он подхватывает девушку на руки и несет на старый диван, прикрытый каким-то покрывалом, оставшимся, очевидно, от уехавших жильцов.
Картина столь откровенная, сколь и невероятная в глазах пожилой женщины…
Она в испуге начинает пятиться к своей двери. Заходит к себе в комнату. Берет в руки пузырек с лекарством. Затем отставляет его. Достает какую-то таблетку и глотает ее без воды. Затем снова открывает дверь в коридор. Но там нет уже ни музыки, ни пробивающейся полоски света…