Когда тают льды. Песнь о Сибранде
Шрифт:
В соседней башенке оказалось поинтереснее: винтовые лестницы выводили в обширные помещения, где за закрытыми дверьми проводились занятия – я проскальзывал поскорее, испытывая непривычную неловкость – тренировочные залы соединялись между собой короткими коридорами, галереями и балконами, откуда двери выводили прямо на стены крепости. Я не открывал, чтобы не впускать вьюгу внутрь – за ними явно не пряталась та, кого я искал.
– Здравствуй, Сибранд, – нежный голос прозвучал, как звон колокольчиков. – Заблудился?
Я обернулся, тотчас упираясь взглядом в прекрасное, отстранённо-вежливое
Теперь альдка смотрела на меня со скрытой насмешкой, да и поздоровалась, наверное, только затем, чтобы своим друзьям продемонстрировать. Вот, мол, поглядите на диковинку – варвар из стонгардской деревни приехал на обучение! Под перекрёстными взглядами молодых людей, окруживших Эллу, я едва не вспыхнул – давненько не ощущал я себя не в своей шкуре! Любопытно-удивлённые, презрительно-насмешливые и отстранённо-ледяные – эти взгляды прошивали насквозь, как острые иглы тонкую ткань.
Среди друзей Эллаэнис оказались одни только альды и брутты – ни сикирийцев, ни тем более стонгардцев я не заметил. Прекрасная нелюдь тем временем стряхнула невидимую пылинку с рукава нового платья и бросила что-то своим сопровождающим на альдском.
Ответом стал дружный, хотя и сдержанный смех, и новая порция брезгливых взглядов. Смотрели на мою потрёпанную одежду, на старые сапоги, на грубые руки и бородатое лицо, испещрённое пролёгшими от забот морщинами. Приехал на старости лет обучаться тёмным искусствам…
Все вопросы о том, куда подевалось сердце воздуха, где найти Деметру, и кто перетащил меня в келью, замёрзли на языке, осушив заодно и гортань. Не ждала моего появления юная альдка, не послушала бы и моих речей. Сам виноват – на что надеялся, стоя в таком-то виде рядом с утончёнными адептами тёмных искусств?
– Нет.
Эллаэнис вежливо кивнула и тотчас отвернулась, не тратя больше слов попусту. Ватага молодых людей последовала за прекрасной предводительницей, а я быстрым, хотя и нетвёрдым шагом направился обратно в метель.
Лишь оказавшись за пределами учебной башни, я почувствовал себя лучше – в своей стихии. Обманчивая стонгардская весна хлестнула меня по лицу острыми снежинками, обласкала обжигающе-ледяным дыханием, утешила воем беспощадных северных ветров. Особенно лютовала уходящая зима, когда вот-вот собиралась неизбежно отдать свою власть сырой, но такой долгожданной весне.
Не ощущал я ни пробирающего ветра, ни злых снежных вихрей на пути к главной башне крепости магов – там, в окнах, тоже горел свет, особенно яркий в сумерках. Если и прячется от меня госпожа Иннара, то здесь её искать самое место. Что бы со мной ни происходило, и о какие выбоины на дороге я бы ни споткнулся, а забывать о главной цели не имею права. У Олана нет другого отца! И совершать невозможное ради него тоже больше некому!
Тяжёлые двери поддались моему
Я миновал несколько лестниц и залов, но так и не встретил ни души до тех пор, пока за очередной дверью не наткнулся на дивный мир бессчётного полка книжных фолиантов. От неожиданности я не сразу подался назад, разглядывая длинные полки и шкафы с томами, а потому скрипучий, рычащий голос застал меня врасплох:
– Что ищешь, стонгардец?
Я удивился всё-таки больше, чем собеседник: зеленокожий оглум за широким столом своих эмоций не выдал ни словом, ни взглядом. Ни единый мускул не дрогнул на грубом лице, и красные глаза смотрели в мою сторону без всякого любопытства. Скорее, здешний диковинный библиотекарь испытывал лёгкое раздражение при виде позднего посетителя, только и всего.
– Я… как бы…
Красноречив я был только перед боем, когда требовалось подбодрить воинов, и на деревенских собраниях, где, впрочем, достаточно оказывалось краткого послесловия после того, как выскажутся все недовольные. В незнакомой обстановке я предпочитал молчать; до сей поры мне вполне удавалось, несмотря ни на что, как-то справляться с вызовами судьбы.
Кажется, последней это порядком надоело, и она всё-таки вытряхнула меня из привычной скорлупы. Защитный панцирь потерялся по дороге; мне предстояло обрасти новым.
– Ещё один тугодум, – рыкнул оглум, сверкая жуткими глазами. – Мало мне одного Мартина, ещё ты… Как звать?
– Сибранд.
Зеленокожий кивнул с таким видом, будто он моё имя запамятовал, а я напомнил. Пошамкав губами, отчего нижние клыки чуть прикусили верхнюю губу, оглум нахмурился.
– Долго на пороге стоять будешь? Холод впускаешь.
Я покорно шагнул внутрь, закрывая за собой дверь, хотя дел у меня в библиотеке не было. Пройдя в центр, где на истёртом ковре стояли скамьи и кресла, нерешительно остановился.
– Чего тут забыл? – помог мне оглум, опираясь локтями о стол. Красные глаза заинтересованно полыхнули и тут же погасли. – Неужели учиться?
Я кивнул.
– Деметра о тебе знает?
Я снова кивнул, не зная, как и объясниться. Дозволено ли мне говорить про артефакт, который я привёз с собой в обмен на обучение тёмным искусствам, я ещё не знал, а потому слова подбирал вдвойне осторожнее.
– Так это же тот, которого сердце воздуха чуть не сожрало, – пискнул из-за шкафа мальчишечий голос. – Я как раз из обсерватории спускался и на процессию наткнулся. Госпожа Иннара меня не заметила, а Люсьен зыркнул так красноречиво, что я тут же улетел обратно. Эллаэнис расспрашивать не решился: сам знаешь…