Когда ты рядом
Шрифт:
В этот день даже те больные, которые по нескольку дней лежали с отрешенным видом, закрытыми глазами и крепко сжатыми от бесконечной боли зубами, хоть на некоторое время переставали стонать и забывали обо всем, увидев среди лютой зимы это чудо — живые цветы. Их глаза оживали и загорались, как прежде, в нормальной жизни, еще до болезни. В глазах этих людей, измученных и усталых, вспыхивали радость и восхищение, когда Даша опускала букетики в стаканы, баночки с водой и ставила на тумбочки у изголовья.
— Так будет каждый понедельник, — говорила в каждой палате Даша. —
Илоне Даша принесла нежную, как сама весна, орхидею. Она осторожно опустила цветок с коротким стебельком в низкий стаканчик с водой, и орхидея, вздрогнув, замерла в полудреме.
Выразительные карие глаза Илоны распахнулись в изумлении, рот приоткрылся, и она замерла с ангельской улыбкой на лице, очарованная красотой и нежностью орхидеи.
— Какая прелесть! — прошептала Илона, не в силах оторвать взгляд от цветка, и на ее бледном лице вспыхнул легкий румянец.
— Нравится? — улыбнулась Даша.
— Я не видела цветка прекраснее.
— Разве тебе юноши не дарили цветы? — спросила Даша.
— Дарили. Охапки дорогих цветов, укутанных в фольгу со всевозможными бантиками. Но такого… Нет, это самый лучший цветок в моей жизни.
— В следующий понедельник я принесу еще, — сказала Даша. — Правда, не знаю, будет это орхидея или какой-то другой цветок.
— Я не смогу выбросить этот — рука не поднимется.
— Но ведь он завянет.
— Я засушу его на память. В книжке. Мы с девчонками в четвертом классе делали гербарий. Вы тоже засушивали растения?
— А как же! Мы со Светкой, — сказала Даша и тяжело вздохнула, вспомнив о бывшей подруге, — собрали, наверное, все листья в саду и засунули в книжку. Книгу расперло, и она никак не хотела закрываться. Тогда мы с подругой приподняли ножку кровати, на которой спали мои родители, и подсунули под нее книгу. Пришлось отцу ночью включать свет и смотреть, почему их кровать так шатается.
Илона рассмеялась, и Даша подумала, что давно не слышала ее звонкого смеха.
— Даша, — проговорила Илона. — У меня к тебе огромная просьба.
— Какая?
— Возьми в тумбочке деньги и купи мне краску для волос.
— Хочешь покраситься?
— Хочу. Скоро весна, потеплеет — буду выходить на улицу.
— Какой цвет?
— Одну упаковку белого цвета, одну — синего, одну — фиолетового.
— ?!
— Да, да! Хочу быть не такой, как все. Три контрастных цвета.
— Ну ты даешь! Хорошо, я принесу краску, а на следующей неделе в среду придет парикмахер и сделает из твоей головы пасхальное яйцо, — засмеялась Даша.
— Нет. Я хочу, чтобы ты меня покрасила.
— Я? А я смогу?
— Сможешь. Я расскажу как.
— Если ты так хочешь…
— Очень хочу! — горячо ответила Илона.
На следующий день, когда голова Илоны уже пестрела «перьями» различных цветов, напоминая расцветку яркого попугая, к ней пришла мать. Даша впервые увидела эту эффектную, красивую брюнетку с идеальным маникюром на тонких ухоженных пальчиках и с профессиональным макияжем.
— Что ты с собой сделала?! — всплеснула руками мать
— Она у меня в полном порядке, — спокойно ответила Илона.
— Нет! Это не годится! Надо срочно что-то делать! И кого только они нанимают! Непрофессионалов, бездарей каких-то.
— Это я ее покрасила, — вмешалась Даша, — так захотела Илона.
— Мало ли что она захотела! — возмутилась женщина. — От людей стыдно!
— Это тебе должно быть стыдно! — внезапно взорвалась Илона. — А мне не стыдно! Мне наплевать, что скажут люди! Мне так нравится, понимаешь? Тебе не нравится, а мне нравится. Может у меня быть свое мнение? Или надо делать только так, как ты хочешь?
— Почему мне должно быть стыдно? За что? Я стараюсь для тебя и всегда делала все для твоего благополучия. Мы с папой и живем, и работаем, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты могла ни в чем себе не отказывать, — сказала мать, достала из дорогой сумочки, украшенной цепочкой с блестящими камешками, деньги и положила их в тумбочку. — Это тебе. Может, надо будет заплатить медсестре или какой-то санитарке.
— Зачем? — уже успокоившись, но по-прежнему тяжело дыша, спросила Илона.
— Как зачем? Чтобы лучше ухаживали за тобой, — ответила женщина и, изобразив на лице приветливую улыбку, обратилась к Даше: — Я вам, девушка, заплачу, только будьте, пожалуйста, внимательны к моей дочери.
— Я не беру денег, — ответила Даша.
— Все берут. На деньгах держится все.
— Мне не нужны ваши деньги, — отрезала Даша.
— И напрасно, — сказала женщина и кончиками нежных пальчиков поправила челку на лбу. — А что это за кошмар у тебя на тумбочке? — Она кивнула в сторону орхидеи и потянулась к ней.
— Не трогай! — вскрикнула Илона так, что мать, испугавшись, отдернула руку. — Уходи! Я не хочу тебя видеть! Не хочу!
— Да что это с ней? — Женщина бросила на Дашу взгляд из-под нарощенных ресниц. — Психиатра, что ли, ей вызвать?
— Вам лучше сейчас уйти, — сказала Даша.
— Возьмите. — Женщина протянула Даше пакет. — Здесь овощи и фрукты для Илоны. Проследите, чтобы она хорошо питалась.
Голос матери прозвучал глухо и совсем сухо. Она повернулась и вышла, грациозно покачивая узкими бедрами, затянутыми в дорогие джинсовые брюки.
Даша положила продукты в тумбочку и, дождавшись, пока Илона успокоится, спросила:
— Почему ты с ней так?
— Я скажу тебе почему, — тихо сказала Илона голосом, полным грусти. — Потому что я до сих пор не знаю, какие у моей матери руки. Мягкие? Твердые? Грубые? Нежные? Я могла только видеть, какие они красивые. Мать ни разу ко мне не прикасалась. У нас в доме были домработницы, няньки, поварихи — кто угодно. Они поднимали меня по утрам, расчесывали мои волосы, заплетали косички и гладили по головке на ночь. А мне, как дуре, до сих пор хочется, чтобы именно ее руки коснулись моих волос, моей руки… Я думала, что мама придет, увидит мои пестрые волосы, потреплет мою челку и скажет: «Ну и смешная ты, Илонка!»