Когда ты рядом
Шрифт:
— Так что у тебя за предложение? — улыбнулась Даша вечному оптимисту.
— О твоих стихах говорит все отделение…
— Это не мои стихи. Я, к твоему сведению, бездарь. Ни одного четверостишия за свою жизнь не состряпала. Так о чем там еще говорит наше отделение?
— О том, как ты красиво и душевно умеешь их читать.
— Ты хочешь, чтобы я тебе что-то прочла?
— Все хотят, — вздохнул Андрей. — Я не против, чтобы ты лично мне читала их ежедневно, но это будет чистый эгоизм с моей стороны. Мы тут подумали и решили попросить тебя устроить литературный вечер.
Даша задумалась.
— И как вы это себе представляете?
— Предлагается такая программа. Учти, составил я ее сам, так что прошу учесть мои заслуги. Первое — объявление, вступительная речь; второе — выступает
— И что в этой части будет?
— Будем готовить концерт. Пары песен, я думаю, хватит.
— Интересно… — задумчиво протянула Даша.
— Откроем двери всех палат, чтобы было слышно лежачим, а ходячие пусть не отлеживают бока, а выходят в коридор. Совсем уже обленились, — для виду пробурчал Андрей.
— И когда будет этот вечер?
— Да хоть сегодня! Голому собраться — только подпоясаться.
— Мне надо тетрадь из дому принести, подготовиться, — сказала Даша. — Я что, все наизусть помню?
— Думаю, завтра, в субботу, будет даже лучше, — согласился Андрей. — Вроде бы как выходной день, а то мы здесь так заработались…
— Андрей, — засмеялась Даша, — с тобой не соскучишься! А идея хорошая. Мне она нравится.
Двери всех палат были широко распахнуты, и вдоль коридора выстроились люди. Усталые, измученные болезнью, бледные, с восковыми лицами, кто сидел на инвалидной коляске, кто просто приподнялся в постели — все в этот вечер приободрились в ожидании маленького праздника. Они тихо переговаривались между собой, но как только на средину коридора выехал на коляске Андрей, наступила тишина.
— Сегодня впервые за время существования хосписа мы собрались на вечер отдыха, — низким хрипловатым голосом произнес он. — Думаю, все будут со мной солидарны, если я скажу слова благодарности нашей сестричке Даше. Это неправда, что мужчины не любят цветы и им их не дарят. Вместе с цветами Даша приносит нам частичку жизни, кипящей там, за этими стенами. Ее взгляд, ее руки, ее голос лучше любых лекарств. Она сама как бальзам на рану, и мы сегодня говорим нашей Дашеньке…
— Спасибо! — хором поддержали его больные и зааплодировали.
— Спасибо вам, дорогие мои, — сказала Даша, выходя на середину. — Я просто стараюсь всегда быть рядом с вами, вот и все. Сегодня я хочу коснуться вечной темы любви. Это прекрасное чувство вдохновляло писателей и поэтов, оно не обошло стороной слуг и царей, нищих и богатых и, конечно же, каждого из вас.
Даша замолчала, всматриваясь в оживившие глаза больных, которые внимательно и с надеждой смотрели на нее. И начала читать стихотворение Андрея Дементьева:
Не создан человек для одиночества С дремучими инстинктами в крови, Он может быть без имени, без отчества, Но никогда без ласки и любви. Живой душе святое поклонение В грехах нам забываться не дает, К живому телу тайна тяготения Хранит и движет человечий род. И пусть цари догматами и спорами Тревожат мир и саблями звенят, На вымерших развалинах истории Слова любви, как маки, шелестят.Сначала голос Даши звучал тихо, даже неуверенно, потом зазвенел чисто, полился, как родниковая вода. Он набирал силу и звучал все увереннее и сильнее. Даша окинула взглядом притихших больных, которые застыли, очарованные силой поэзии, и, сделав небольшую паузу, продолжила:
Я любовь свою спрячу, Чтоб от солнца вдали Ее холодные люди Повредить не могли. Спрячу я от колючих Вразумляющих фраз, От чужих, равнодушных, Осуждающих глаз. ЧтобВ каждую строчку эта хрупкая девушка с огромными глазами цвета бездонного неба вкладывала часть души, и ее голос становился еще чище и нежнее. Он растекался музыкой, проникал в сердца измученных, истерзанных неизлечимыми болезнями людей, хотя бы ненадолго наполняя их тихой радостью. И Даша, окрыленная, читала Степана Щипачева, улетая на легких крыльях поэзии из этого мрачного здания, где стойко держался запах смерти.
Своей любви перебирая даты, Я не могу представить одного, Что ты чужою мне была когда-то И о тебе не знал я ничего. Какие бы ни миновали сроки И сколько б я ни исходил земли, Мне вновь и вновь благословлять дороги, Что нас с тобою к встрече привели.Даша не видела, как Маргарита Ильинична вышла из своего кабинета и, облокотясь о дверной косяк, стояла и слушала, как ее глаза блестели и слегка подрагивали губы. Не заметила, что медсестры тоже вышли в коридор, что санитарки перестали мыть полы, стояли и слушали.
Я на зло тебе не отвечу злом, Ты характер мой знаешь сам. Стала прочной я на любой излом И беде отпор всюду дам. Не отвечу я ложью на обман И ругать тебя не хочу, Просто соберу чемодан И куда-нибудь улечу. Все равно куда, хоть на край земли, Ведь назад уже не приду, О прощении больше не проси, Слов прощения не найду. Я на зло тебе не отвечу злом, Не держу в душе этот хлам. Стала прочной я на любой излом И в обиду себя не дам.Даша уже не могла остановиться. В палатах утихли стоны, и даже Смерть, изумленная и удивленная мужеством этой с каждым днем слабеющей, худенькой, похожей на Дюймовочку девушки, испуганно отступила, спряталась в темных закоулках больницы.
Голос Даши мелодичным эхом разносился по длинному коридору, проникал в палаты, где в него вслушивались прикованные к постели больные. Ему было тесно в коридоре, и он летел и летел дальше. И становился только крепче от силы Любви, которая сильнее Смерти, улетая на крыльях воспоминаний больных людей, вырывался наружу, покидая унылый хоспис, взлетая к небесам хором ангелов.
Твоя холодная суровость Когда-нибудь сведет с ума, Я для тебя уже не новость, Как осень, лето и зима. Ты ищешь временных отдушин, Невольно тянешься к весне. Ура! Ты к ней неравнодушен, А значит, все-таки ко мне. Ведь то, что ты зовешь весною, Чему так жадно удивлен, Живет в согласии со мною И с незапамятных времен. Да, я богата, как царица, И тем, наверное, сильна, Что в жизни новая страница Во мне еще не прочтена.