Когда уходит земной полубог
Шрифт:
План был смелый и хитрый, и по всему видно было, понравился Ушакову. Выходец из мелкопоместных новгородских дворян, Андрей Иванович Ушаков пробился в гвардию и заслужил свой майорский чин не только своей храбростью, но и какой-то особенной собачьей преданностью царю. И за то был отмечен Петром наособицу. Чириков, сообщая ему свой план, прекрасно ведал, что Андрей Иванович имеет право лично писать государю, так что ежели примет сей план, то непременно передаст его самому Петру. Посему ласковых слов Лука Степанович в разговоре с Ушаковым не жалел.
— Ловко
Чириков отметил это словечко «нашем», но возражать не стал: главным дли него был не служебный карьер, а общее дело.
— Ну а я уговорю принять план фельдмаршала Шереметева! — пообещал он твёрдо. — А там выманим тверда в поле и малость поморозим горячего королька! — Оба «дружно рассмеялись.
Роман Корнев застал командиров в полном согласии, иногда ввалился в маленькую, жарко протопленную хату, где размещался Чириков.
— Языка взяли, господин полковник! Пытался уйти, да мой сержант Пров догнал беглеца и заарканил!
По сигналу Романа драгуны втолкнули в горницу невзрачного мужичонку в старом тулупчике и сдвинутой на самые уши драной шапке, которую он услужливо сорвал перед важными панами офицерами.
— Кто таков? — Чириков поднялся во весь свой огромный рост.
Мужичонка бухнулся на колени:
— Так что, пан полковник, купчишка роменский, Феська Хлюс, торгую по мелочишке...
— Отчего же ты, купчик, пытался уйти от моих драгунов? — В голосе полковника угадывался львиный рык.
Роман во время допроса подошёл к жарко натопленной печке и наслаждался теплом. Морозы стояли столь лютые, что недавно он самолично видел, как падают с придорожных деревьев окоченевшие вороны.
Драгуны тем временем стали обыскивать Хлюса, но ничего не нашли, кроме запрятанного в глубокий карман мешочка, где позвякивали медяки.
— Да разве так ищут? — досадливо остановил драгунов Ушаков. — А ну-ка, снимай зипун! — Андрей Иванович с поразительной ловкостью ощупал старенький зипун и распорол подкладку.
Чириков невольно вспомнил ходившие в армии слухи, что сей гвардии майор был одним из первых царских сыщиков.
— Вот и заветное письмецо сыскалось! — Ушаков торжествующе извлёк запечатанный конверт. — Из-за сего письма наш Хлюст и бежать кинулся от твоих драгунов! — Он бросил конверт на стол. Затем резко повернулся к Хлюсу и поднёс ему под нос свинцовый кулак: — А ну, признавайся, вражья сила, кто тебя и к кому послал!
То ли голос у гвардии майора отличался свирепостью, то ли письмо само за себя обо всём говорило, но Феська Хлюс упорствовать боле не стал, снова повалился в ножки и признался, что послал его с тем письмом сам гетман Мазепа и обещал ему в случае удачи маетности и щедрые милости.
— О, да ты важная птица! Эй, драгуны, не спускать с него глаз! — распорядился Чириков и предложил Ушакову прочитать послание Мазепы.
— Да оно по-польски, видать, написано, а я не разумею польскую речь... — Андрей Иванович смущённо вертел распечатанный конверт.
— Не велика
— «...Смиренно просим Вашу королевскую милость, — хриплым и грубым с мороза голосом читал Роман, — дабы для избавления дедизны свою крепкую руку к нам простереть изволил... Чекаю счастливого Вашей королевской милости к нам прибытия да возможно соединённым оружием неприятельскую московскую силу в способное время победити...»
— Вот гадина! — от души вырвалось в этом месте у Чирикова.
— «Того ради... ожидаем пришествия Вашей королевской милости аки избавителя и, прося о том покорно, лобзаю тысячинократно непобедимую десницу Вашей королевской милости. Моего милостивого пана верный подданный и слуга нижайший Ян Мазепа, гетман», — закончил Роман письмо при всеобщем молчании.
— Нужное нам письмо! — задумчиво молвил наконец Ушаков, — Пожалуй, я сам доставлю его государю. А ты, ротмистр, возьми с собой десяток добрых драгун — отвезёшь со мной Феську Хлюса прямо в Лебедин, в царскую ставку! — Ушаков тотчас хотел было отправиться в путь, да, на счастье Романа, вмешался Лука Степанович, не отпустил без обеда.
За наваристым борщом и галушками выпили по доброй чарке горилки на дорожку.
— Ты откуда языки-то ведаешь? — полюбопытствовал за столом Ушаков.
— Я, господин майор, три года служил в русском корпусе у короля Августа. Прошёл всю Польшу и половину Германии. Как тут без языков! — весело ответил Роман. Он был рад и поимке Феськи, за что явно будет ему царская милость, да и просто обрадован поездке в ближайший тыл, где можно отогреться и передохнуть от трудной службы в постоянных разъездах при таких лютых морозах.
— А ведь Корнев, как и ты, новгородец, Андрей Иванович! — вмешался Лука Степанович. Чириков раскраснелся от горячего борща и от пропущенной чарочки и был очень доволен, что Ушаков сам отправляется к государю, а значит, убедит царя и господ генералов принять его хитрый план — как выманить свейского короля из Ромен.
Ушаков тотчас принялся расспрашивать Романа о Новгороде, и скоро они нашли сродственников и знаковых. Впрочем, разговор был недолгий. Андрей Иванович спешил к государю и потому предложил Роману договорить обо всём в своей кибитке. Когда денщики укутали их в тулупы и набросили поверх медвежью полость, тройка лошадей рванула и понесла кибитку с такой скоростью, что снежная пыль полетела из-под полозьев.
Позади, в окружении десятка драгун, следовали сани, где лежал связанный по рукам и ногам Феська Хлюс, а рядом восседал, поблескивая своим единственным глазом, могучий Пров, чей татарский аркан и помог поймать Мазепиного гонца. В Лебедин прибыли к вечеру, но государя там не оказалось.
— Выехал в Сумы встречать царевича! — сообщил дежурный офицер, гвардии майор Бартенев.
— Откуда такая любовь отцовская? — не без удивления вопросил Ушаков. Оба гвардейца были лицами, приближёнными к Петру, и хорошо ведали, что между отцом и сыном пробежала чёрная кошка.