Когда уходит земной полубог
Шрифт:
Но в это время подскакавший вахмистр закричал отчаянным голосом:
— Господин майор, швед в тыл зашёл, его рейтары уже в Минск вступили!
И действительно, пока Чириков разыгрывал свою баталию, генерал Шпарр лесом обошёл город с севера и ворвался в Минск с четырьмя полками рейтар. Обрушившись на рассеянных по городу драгун Кампбеля, шведы легко выбили их из города и теперь заходили в тыл конногренадерам.
— Жаль, упустим и на сей раз королька! Ничего не поделаешь, поручик, нам сейчас самим дай Бог живым ноги унести! — И Чириков повёл свою команду на юг. Потому и к Березине он вышел уже
— Этот дурак фон дер Гольц недаром был изгнан из прусской службы! Разведка доносит, что он всё ещё поджидает меня у Борисова! — скупо улыбнулся король Гилленкроку.
Тому ничего не оставалось, как признать, что план его величества оказался превосходен: пока Шпарр своей ложной демонстрацией приковал всё внимание генералов Меншикова к Борисову, шведская главная армия спустилась на тридцать вёрст вниз по реке и форсировала Березину у Берёзы Сапежинской. У русских здесь никого, кроме небольшой команды, и не оказалось.
От захваченных пленных король и его начштаба уже знали, что русским отрядом командует здесь майор Чириков, тот самый, что гнал шведских рейтар под Минском.
— А ну, задайте этому наглецу майоришке! — приказал король, и тяжёлые шведские пушки принялись обстреливать противный берег.
Однако конногренадеры, драгуны и казаки Чирикова, засевшие в прибрежных кустах, выдержали обстрел, и когда первые лодки и плоты со шведской пехотой двинулись через реку, над кустами поднялись белые дымки и затрещали ружейные выстрелы. Когда всё же рота ниландцев достигла песчаной отмели, Лука Степанович атаковал их со своим резервом в конном строю и опрокинул шведов в реку.
— Какой-то Чириков преграждает мне путь! — бушевал король. — Гилленкрок, выдвиньте против них все орудия!
Теперь уже десять шведских батарей вели огонь по русскому отряду, а на берегу фрунтом разворачивалось несколько полков шведов.
Чириков слал к фон дер Гольцу гонца за гонцом с просьбой о скором сикурсе, написал и самому светлейшему, что здесь, у Берёзы, реку переходит вся шведская армия, но никакой помощи так и не дождался. Вечером, когда уже сотни лодок, плотов и понтонов, набитых шведскими солдатами, двинулись через реку, Лука Степанович приказал своей команде отступать.
К немалому удивлению Романа, Чириков при том был весел и беспечен, хотя потери были изрядные.
— Что, поручик, сражаться — это тебе, чай, не пиво пить! — лукаво подмигнул он Роману. — А что радуюсь я, так по делу. На целые сутки, почитай, задержали мы неприятеля! А ныне, когда по белыничской дороге засеки устроим, глядишь, и на неделю шведа задержим. За то время, надеюсь, наши господа генералы великий консилиум соберут и всю армию к баталии изготовят!
Лука Степанович оказался провидцем: шведы три дня провозились на переправе через Березину, и когда двинулись по белыничской дороге, то встретились с засекали, устроенными командой Чирикова.
— С кем я воюю, с каким-то Чириковым! — Король с раздражением наблюдал, как его драбанты,
— Вот что, поручик, отправляйся-ка немедля к своему, фон дер Гольцу или к самому светлейшему и доложи им, что шведы уже через Друть переправу имеют. И удержать я их один более не в силах. Куда же, чёрт возьми, девались четыре дивизии нашей доблестной конницы?! Потерялись они, что ли, яко иголка в сене?! не без злости спросил Чириков драгуна, но, понимая, что вины младшего офицера в том нет, только рукой махнул. Через час Роман с конвоем драгун уже запылил по могилёвской дороге. К вечеру он разыскал в замке-резиденции знатного польского пана, князя Радзивилла, штаб самого светлейшего.
Александр Данилович пребывал в самом тяжёлом расположении духа, когда ему доложили о прибытии офицера из команды Чирикова.
Сегодня утром он получил письмо от государя из Санкт-Петербурга, где разгневанный Пётр вопрошал: «Отчего знатную переправу на Березине неприятелю без баталии уступили?» И от этого жестокого вопроса больно ныла спина, памятуя о царской дубинке.
В самом же замке собирался сейчас великий консилиум, на коий прибыли уже царские министры — Головкин и Шафиров и фельдмаршал Шереметев со всем своим штабом. Видеть фельдмаршала светлейший не хотел наособицу, помня последние коварные его вопросы: каким образом неприятель через Березину столь легко прошёл и отчего один пехотный майор с малою своею партиек) всё войско неприятельское должен держать, пока спят господа кавалерийские генералы?
И самое обидное, что фельдмаршал был прав и все нанятые за великие деньги кавалерийские генералы-немцы: и Гольц, и Пфлуг, и Инфланд, и Генскин, и принц Дармштадтский сначала потеряли шведов, сгрудившихся в кучу у Борисова, а затем уже не могли их перехватить и пугливо бросились прямо к днепровским переправам. Но от правоты фельдмаршала Александру Даниловичу было не легче, и особливо обидно, что на пути шведов оказались не его драгуны, а команда шереметевского адъютанта. Бравого майора Чирикова светлейший клял сейчас не меньше, чем шведского короля. Однако прибывшего офицера Меншиков велел вести прямо к себе, дабы не перехватили царские министры и фельдмаршал.
Дотоле Роман видел светлейшего только однажды, когда тот велел ему сопровождать царевича в Смоленск и Новгород. Он думал, что Меншиков не узнает его, но у «Александра Даниловича была крепкая память на нужных людей.
— Здорово, Корнев! — сразу признал он драгуна. — Ты-то как к этому свистоплясу Чирикову под команду попал?
Роман честно сказал, что Чириков выручил его драчун под Минском, и потому как они оказались отрезаны От своего полка, то пришлось стать под команду Луки Степановича как старшего командира.