Когда уходит земной полубог
Шрифт:
— Я не думаю, чтобы шведы отказались от союза с нами. 0ни держатся за него, как утопающий за соломинку! — бодро доложил Картерет, очень довольный своим недавним успехом — скорым подписанием англо-шведского союзного договора.
Стэнгоп с завистью глянул со своих подушек на румянощёкое лицо молодого лорда: «Этому ещё жить да жить. А ему?..» Он закашлялся, отвернувшись к стене, но всё же справился и сделал слабое движение рукой: продолжайте, господа!
— Адмирал Норрис, которого я видел на днях в адмиралтействе, утверждает, что приведёт этим летом на Балтику более двадцати вымпелов. И ему можно
— Русские даже зимой умудряются спускать со стапелей на воду всё новые суда. — И, перехватив недоверчивые взгляды, Джефрис усмехнулся. — Да-да, господа! Я вас не мистифицирую. Царь приказал перед верфью Адмиралтейства сделать на Неве во льду широкие проруби, куда корабелы и спускают свои фрегаты и линейные суда. Боюсь, к началу летней кампании царь Пётр выведет в море более трёх десятков вымпелов в линейной эскадре, а его генерал-адмирал Апраксин соберёт двести галер. Адмиралу Норрису, прежде чем атаковать такие силы, надо крепко подумать! — Джефрис говорил, а сам щупающим взглядом оглядывал Стэнгопа, оценивал состояние здоровья министра. И про себя порешил; долго не протянет, как и его система!
— Но у нас же есть союзники и на суше! — вмешался Картерет.
Но опытный агент только рукой махнул: пустое! Пруссия враждует с императором и потому не пойдёт вместе с ним против России. В Берлине знают, что у царя Петра в одной Прибалтике сто тысяч солдат, и Фридрих-Вильгельм никак не хочет потерять Кёнигсберг. К тому же король — известный трус, и его войско блистает лишь на парадах.
— Ну а венский договор? — приподнялся с подушек Стэнгоп.
— Бумажка, сэр, пустая бумажка! — Джефрис был безжалостен. — Перед моим отъездом одна камер-фрау царицы передала мне, что из Вены в Петербург уже сообщили, что не собираются воевать ради шведского интереса. Более того, говорят, император Карл VI собирается вступить в переговоры с царём и даже заключить союз с Россией. При таком повороте и король Август сразу подожмёт хвост! И это не пустые слова. Царь шлёт в Вену для переговоров своего нового любимца генерал-прокурора Ягужинского!
— Перемены и в Париже, господа! — Стэнгоп устало, откинулся на подушки, — Регент объявил мне, что Франция не только не выступит против царя, но желает быть посредницей меж Россией и Швецией.
— И никак нельзя остановить этого господина Ягужинского? — растерянно спросил Картерет.
— Отчего же нельзя? Безвыходных положений не бывает, милорд! Есть один ход! — И Джефрис выразительно провёл рукой по шее.
— Вы предлагаете мне убийство, сэр? — высокомерно пожал плечами молодой лорд.
— Ну, зачем же так, — рассмеялся агент, — я просто предлагаю перехватить русского посланца в Данциге, на пути в Вену! — Он не без насмешки оглядел побледневшего лорда и добавил: — Большой политики не бывает без грязной игры, сэр!
— Вы, как всегда, правы, Джефрис! — оживился министр в своей постели. И, откашлявшись, приказал: — Вот вы сами, любезный, и выполните свой прожект. Завтра же поспешайте в Данциг и перехватите русского генерал-прокурора!
Джефрис и Картерет ещё не покинули спальни, когда Стэнгоп стал вдруг харкать кровью. Вбежали
— Вот так, милорд! Я, конечно, поеду в Данциг и попытаюсь ещё раз насолить русским. Но боюсь, что здесь, в Лондоне, долго не протянет ни министр, ни его система. Вы, наверное, слышали, что за новую посылку эскадры Норриса на Балтику большинство в парламенте составило всего один голос? — ухмыльнулся Джефрис.
Оказалось, что лорд Картерет слышал об этом. Но он был не согласен, что с кончиной Стэнгопа падёт его система. Ведь остаётся он, лорд Картерет!
ПРИКЛЮЧЕНИЯ В ОТЕЛЕ «БЕЛЫЙ ОРЁЛ»
«Случилось так, милорд, что в Данциге я остановился в том же отеле «Белый орёл», где незадолго до меня разместился русский посланец Ягужинский. Он не узнал меня из-за моего чёрного длинного парика и накладной бороды и, должно быть, принял за какого-то богатого, негоцианта, которыми наполнен этот славный город, представляющий странное смешение имён польских и германских. Впрочем, сопровождавший его офицер осмотрел меня весьма пристально: по-моему, я встречался с ним в Лондоне в то время, когда граф Толстой добивался союза с нами... Хотя, может быть, я и ошибаюсь, в любом случае я не собираюсь отступать от нашего плана...» Джефрис не успел окончить письмо сэру Стэнгопу, как в двери постучали условным стуком.
— Заходите, почтеннейший! — Джефрис приоткрыл дверь, и в образовавшуюся щель проскользнул человек настолько тощий, что казалось, вошла лишь его тень.
Распахнув тёмный плащ, человечек явил своё бледное лицо с очень живыми бегающими глазками и вопросительно воззрился на Джефриса.
— Прошу вас садиться, паи Зеленский... — Джефрис показал на неудобный стул с высокой спинкой (в отеле «Белый орёл» всё ещё стояла тяжеловесная мебель времён великого Людовика).
Зеленский сидел на стуле, выставив вперёд худые коленки и положив сверху тощие руки. Он весь был само внимание.
— У ордена святого Игнация Лойолы и у британского Форин оффис ныне опять общий неприятель, не так ли, пан Зеленский? — Джефрис, расхаживая по комнате, как бы невзначай взглянул в лицо иезуиту. Однако Зеленский глаз не отвёл.
«Хладнокровная бестия!» — рассердился про себя Джефрис, который как истый пуританин не особенно-то был расположен к папистам. Но что оставалось делать? Польша — католическая страна, и орден отцов иезуитов в ней всемогущ. Приходится водить дружбу с чёртом, чтобы победить дьявола! К тому же Зеленского Джефрис знал ещё по тем временам, когда тот приносил тайные вести в шведскую штаб-квартиру от княгини Дольской и гетмана Мазепы. Ловкий малый, и умеет молчать! Джефрису это нравилось.
— Так кто же наш общий неприятель, милорд? Опять эти схизматики-московиты? — заговорил вдруг Зеленский. Впрочем, он даже не вопрошал, а утверждал.
«А может, иезуиту уже известно, с чем я пожаловал в Данциг?» — засомневался было Джефрис, но тут же отогнал эту мысль. О его поездке знали только две персоны — сэр Стэнгоп и лорд Картерет.
И всё же приходилось раскрывать карты.
— Угадали, милейший! — Джефрис выдавил на своём жёстком лице самую обаятельную улыбку, на которую был способен.