Когда закончится война
Шрифт:
– Нет, - тихо говорит Тихон, прерывая мои мысли.
– Я не забуду тебя.
Поворачиваю к нему лицо и смотрю в его глаза. Он глядит на меня совсем по-другому. В его взгляде нет обычной ненависти ко мне, которая всегда проскальзывала, если он смотрел в мою сторону. В его глазах что-то другое, смешанное с грустью. Мальчишка вдруг как-то странно тряхнул головой, отводя от меня взгляд.
– Пошли, - бросает он мне изменившимся голосом.
– Домой пора.
Тихон встает и протягивает мне руку. Смотрю ему в лицо, не понимая, что я снова сделала не так. Чем я могла его так
Поджимаю губы и иду за ним. Мальчишка подбирает свою сумку с рыбой, закидывает ее себе на плечо и идет к той тропинке, по которой мы сюда пришли.
Проходя мимо дома Генки, Тихон плюет в траву и ускоряет шаг, желая, по-видимому, быстрее миновать ненавистную калитку.
– Эту тварь зимой выбрали старостой, представляешь?
– вдруг шипит он мне на ухо.
– Он с немцами якшается, вот и убедил всех, что сможет в случае чего договориться.
Молчу, скашивая глаза и наблюдая за темными окнами Генкиного дома. Неужели рыжий парень действительно не понимает, что, имея дела с немцами, подкладывает свинью в первую очередь себе самому?
Несмотря на раннее утро, в селе уже вовсю кипит жизнь. Когда мы проходим по главной улице, я вижу сидящих на крыльце старушек. Проходя мимо одного дома, слышу недовольное ворчание двух бабок. Они о чем-то тихо переговариваются друг с другом, кидая в мою сторону любопытные взгляды, а порой даже с неодобрением качая головой. Наверно, я им не понравилась.
– И вам доброе утро, баб Зин, - поравнявшись со сплетницами, улыбается Тихон.
– А парень-то хороший, - будто бы не замечая приветствия, говорит соседке баба Зина.
– Только здороваться со старшими так и не научили.
Тихон усмехается, поправляет на плече сумку и говорит мне вполголоса:
– Не обращай на них внимания, они сами себе не рады. В Листеневке почти никого не осталось, вот и накинулись на тебя. Им всегда охота языком потрепать.
Заходим в дом. Скидываю с себя плащ и вешаю на крючок.
– Теть Лиль, - кричит Тихон, заходя в комнату.
– Мы вернулись!
На звук его голоса из маленькой двери выбегает Вера. Кинув недоверчивый взгляд в мою сторону, подходит к брату и забирает у него сумку.
– Тетя дома?
– присаживаясь перед сестрой на корточки, спрашивает у нее Тихон.
Вера отрицательно качает головой и тащит сумку к столу.
– Да здесь я, - за окном возникает бледное и взволнованное лицо Лили.
– Скоро буду!
Молодая женщина машет рукой и исчезает за углом дома. Через несколько минут она входит в комнату. Тяжело вздыхает и опускается на стул в углу.
– Что случилось?
– хмурится Тихон.
Лиля долго молчит, прежде чем ответить.
– Власть сменилась, - наконец говорит она, тщательно подбирая слова.
– Теперь и режим в селе поменяется. Я сейчас немцев видела! Здоровые, крепкие. Ума не приложу, откуда они взялись, наши-то их уже давно гонят.
Лиля в растерянности стаскивает с плеч старенький платок и кладет на стол.
– Генка с ними якшается, - подает голос Тихон.
– Это с его подачки немцы в Листеневку пожаловали.
– Ну что же ты говоришь такое!
– восклицает
– А рыба хорошая.
Тихон раздраженно цокнул языком. Униматься он не собирается.
– Мы с Викой сами видели, как он сегодня утром с главой их разговаривал. Ты вообще знаешь, что того тупого убрали? Теперь по четвергам другой будет ходить еду собирать. Жди завтра гостя!
Молодая женщина закатывает глаза и не менее раздраженно замечает:
– Все равно это ненадолго.
Устав от споров, отворачиваюсь к окну. В конце улицы различаю смутные силуэты людей. Вглядываюсь в них и тут же понимаю, что это фрицы. Сквозь прямоугольник рамы я четко вижу немецкую форму и автоматы в руках фашистов.
– Тихон!
– зову я мальчишку.
Тот подходит и недовольно интересуется:
– Чего тебе?
Молча указываю ему на улицу. Проследив за моим взглядом, он бледнеет и стремительно выбегает из комнаты, крикнув тетке на ходу:
– Немцы у Зинкиного дома! Сейчас и к нам пожалуют.
Мне становится интересно. Даже не страшно, а как-то наоборот. Во мне просыпается желание узнать, какие они на самом деле. Не в кино, не в книгах, а в реальной жизни. Я всегда знала, что мое любопытство меня когда-нибудь погубит.
– Катя!
– зовет меня вдруг Лиля.
– Нечего там сидеть. Сюда иди.
Поворачиваю голову в ее сторону, и вдруг из беззаботного состояния меня выводит резкий звук, который словно разрезал спокойную тишину. Кидаю взгляд в окно, и понимаю, что это был выстрел. Немцы прямо на моих глазах застрелили какого-то старика.
Я вскакиваю и отбегаю к женщине. В те два дня, что я тут, не происходило ничего из ряда вон выходящего. Листеневка была похожа на обыкновенный дачный поселок. Не было слышно ни выстрелов, ни взрывов. И я расслабилась. Видимо, рано забыла, что я здесь на войне. Ну уж теперь-то фашисты заставят меня об этом вспомнить.
Седьмая глава
'11 июля 1942...
Все. Меня теперь здесь ничего не держит.
Теперь я твердо решил, что уйду к партизанам. Недавно сунулся в военкомат, да мне там сказали ждать. Мал еще, сказали. А сколько ждать? Два года? Нет уж, дудки. Не хотят по-хорошему? Уйду без спроса.
Именно так и сделала мама. Около двух недель назад она твердо заявила нам с Лилей: 'Ухожу к раненым. Я там нужнее'. И все. Лиля, конечно, ее отговаривала. Но все знают, что, если мама что-то решила, то ее никакими доводами не переубедишь.
Тем более, от отца уже несколько месяцев не приходит ни одна весточка. Мать из-за этого как раз и решилась податься на фронт. Я же знаю. Она, хоть и старается всеми силами не показать вида, все равно тревожится.
Сначала я думал, что теперь уж на фронт мне путь заказан. Думал, что, раз родители ушли, значит, я-то должен остаться. Да и Верка без меня пропадет. Но потом я все-таки принял решение уйти. Свои леса я знаю в совершенстве. Каждую ветку, каждый пень. И действительно смогу принести пользу советским партизанам. А Лиля и сама отлично справится. Да и, если честно, уход Генки на фронт стал для меня последней каплей.