Когда завтра настанет вновь
Шрифт:
— Ты считаешь, мне не нужно знать, кто хочет меня убить?
— Эта тварь смертельно опасна. И с ней бесполезно бороться. Можно только бежать. Этого достаточно?
— Куда бежать? В Фарге? А дальше что? Ну доберусь я туда — и что, она оставит меня в покое? Чем Фарге принципиально отличается от всех остальных городов Харлера?
— Увидишь.
Я тоскливо вздохнула:
— И почему мне попался такой невыносимый спаситель…
Фейри промолчал.
Лишь поднял голову, взглянув куда-то над моим правым плечом.
— Оставайся
Я недоумённо оглянулась, пытаясь понять, на что он смотрел.
Странно, конечно. Если он был знаком с мамой, почему я никогда его не видела? Да и мама ни словом не обмолвилась о том, что у неё какие-то дела с высшими фейри. Может, не хотела меня расстраивать, зная, как я отношусь к отцу?.. Сама она по неведомой причине на него не обижалась; говорила, он подарил ей чудесных детей и пять лет сказки, которую не способен дать ни один смертный мужчина. Хотя ей не с чем было сравнивать — отец был у неё первым и последним возлюбленным.
Познав любовь фейри с Эмайн Аблаха, ты уже не будешь смотреть на смертных.
Я посмотрела на бумажный пакет у своих ног, скрывавший мой графон.
Я могла прямо сейчас взять и позвонить маме. Хотя бы попробовать. Проверить, возьмёт она трубку или нет.
Или нет…
Когда сзади послышался странный шум и сдавленный стон, — прежде чем обернуться, я невольно попятилась ближе к воде.
На траве лежал, скрючившись, кто-то темноволосый, в джинсах и чёрной футболке. Фейри стоял рядом, невозмутимо отряхивая руки.
— Он подкрадывался к тебе. Мобиль стоит на шоссе, с выключенными фарами. Похоже, преследовал вас от самого Мулена, — прокомментировал он, сверля пришельца ледяным взглядом. — Кажется, ты его знаешь.
Лежавший, закашлявшись, с трудом поднял голову:
— Не то что… кха… не то чтобы знает, но видела.
— Ты? — изумлённый возглас сорвался с губ почти невольно. — А ты что здесь забыл?
Под пристальным взглядом фейри парень кое-как поднялся на одно колено — и склонил голову, словно присягающий рыцарь.
— Я узрел даму в беде, — серьёзно проговорил знакомый продавец из лавки камней, — и не смог остаться равнодушным. — И поднял на меня лукавый мятный взгляд. — К слову, меня зовут Питер.
— III —
— КОГДА-ТО ~
Солнце золотит верхушки деревьев. Над ними — сияющее стекло небоскрёбов, греющихся вдали, под ними — веселый шум и детская беготня: в этом парке почти всегда весело и шумно. По одной из аллей идёт высший фейри в сопровождении самой обычной девчонки в кедах, джинсах и футболке — странная, неуместная пара. Прохожие то и дело оглядываются на них, застывают, задумываются о чём-то; затем трясут головой, словно псы, вылезшие из воды, и торопливо продолжают свой путь.
— Странно, как тебя ещё не разорвали на сувениры, — озабоченно говорит девушка.
— Не разорвут. — Коул небрежно ерошит непослушные длинные вихры. — Некоторые
— Как это «убедить»?
— У высших фейри свои методы.
Девушка косится на него. Ради прогулки фейри облёк босые ноги в лёгкие замшевые туфли, да и одежду его нельзя было назвать необычной — штаны и рубашка, — но облик Коула всё равно кричит о его нездешности.
— Лучше бы в призрачной форме рядом шёл, — ворчит девушка, с досады пиная ни в чём не повинной камушек под ногами.
— Не так интересно. Лишь в телесной оболочке чувствуешь себя живым в полной мере. — Коул беззаботно улыбается. — Интересные места эти ваши музеи. Впрочем, мне жаль те вещи, что вы скрываете за стеклом.
— Это ещё почему?
— Вещами должны пользоваться, а не просто любоваться на них.
— Обычно мы так и делаем. Но тогда они быстро выходят из строя. А если не сохранить хотя бы по одному экземпляру этих вещей в сохранности, мы не будем знать, чем пользовались наши предки для того или иного…
— И пусть. Вещам тоже хочется чувствовать себя живыми. По меньшей мере — нужными. А в пребывании за стеклом жизни нет. И ваши картины… неужели вам доставляет удовольствие любоваться на застывшее изображение вместо настоящих вещей? На неживые лица давно умерших людей?
— Какие-то вещи теперь и сохранились только на картинах. И эти люди, как ты сам сказал, давно умерли, а это — память о них. Все музеи — дань памяти о прошлом. Разве это неправильно, хранить память о чём-то?
— Мы храним живую память. — Коул касается пальцем своего виска. — Всё, что мы видели, живёт в наших мыслях. То, что отжило свой век, лучше отпускать с миром. Если вещь сломалась, от неё избавляются. Родитель всегда может рассказать своим детям то, о чём помнит сам, и те будут помнить живое слово, а не мёртвые изображения.
— Да, вот только вы бессмертны, в отличие от нас. И, думаю, в вашем мире мало таких вещей, которые старейшие из вас не видели лично.
Коул оглядывается кругом. Позади бегают дети, на лавках сидят влюблённые парочки, а чуть поодаль…
— Это кони?
Фейри явно удивлён; девушка следит за его взглядом — и улыбается.
— Почти. Деревянные. И ездят только по кругу.
— Всё лучше, чем ваши железные повозки. — Коул щурится, явно размышляя о чём-то. — Не сопроводите меня к ним?
Она смеётся.
— Ты что, прокатиться решил? Это же просто карусель! Игрушка, развлечение для детей! Тебе на Эмайне настоящих лошадей не хватило?
— Пока я не ушёл отсюда, хочу познать как можно больше вещей, заинтересовавших меня. Или ощущений, что они даруют.
Лицо фейри серьёзно, и с губ девушки тоже сходит улыбка.
— Ладно, — вздыхает она — и первой направляется к карусели: деревянный круг с резными фигурками лошадей, медленно вращающийся вокруг своей оси, украшенный пёстрой росписью. — Пойдём, что с тобой сделаешь.