Кого не взяли на небо
Шрифт:
"У меня есть последний патрон. Живой не дамся".
Кривушка сжала чашечку бюстгальтера на левой груди: там, где сердце. Оно бешено молотило. Ампула была на месте.
Вот и подходящий съезд — очередная грунтовая и заросшая дорога, уводящая в небольшой сосновый лесок. Ньяла свернула и, поползла, преодолевая глубокие ухабы, заполненные вязкой, коричневой жижей.
Вот и подходящие кусты.
Соткен заглушила двигатель. Трясущимися руками принялась шарить в бардачке. Ничего подходящего не было.
«Чёрт лохматый. Я оставила всю бумагу возле этого засранца».
Женщина поморщилась, внимая резким болям, терзающим её горящий живот
Человеку, что страдал, распростёртый на стальной поверхности своего ложа мучений, каким-то чудесным образом удалось освободить кисть правой руки от кожаного ремня, которым был укомплектован операционный столик, и толстых слоёв скотча. Его трясущиеся пальцы сжимались и разжимались, будто пытаясь поймать что-то невидимое в окружающем его спёртом воздухе, полном тошнотворных миазм. У Соткен болезненно сжалось сердце.
— Потерпи, сладенький, — прохрипела она, стараясь не вдыхать через нос. — Мы уже почти на месте, но вот незадача — живот скрутило. Я отойду ненадолго, а ты пригляди тут за всем. Я скоро, любовь моя.
Она собралась было уходить, но потом порывисто развернулась обратно к столику, ухватилась за край скотча, которым были заклеены губы мученика и резко рванула. Сдвинула вязаную шапочку на лоб, открывая карие глаза, и, наклонившись к куцому обрубку уха, вкрадчиво произнесла:
— Не говори ни слова, если не хочешь опять дышать только носом и наслаждаться запахом своего говна. Просто лежи, дыши и жди меня. Она приложила палец к своим губам.
— Понял?
Раненый, жадно вдыхающий окружающую его вонь через освобождённый рот, лишь слабо кивнул.
— Вот и молодец. Я скоро. Ты даже не успеешь соскучиться.
Она сгребла в охапку пару рулонов туалетной бумаги, раскиданной по пустующим креслам десанта, и, с трудом превозмогая жестокие позывы, бросилась прочь из автомобиля. Вывалилась из задней дверцы и в этот самый момент начался наиболее жестокий этап сражения между взбесившимся абстинентным кишечником и яростным желанием оставить свои трусики чистыми и при этом достичь безопасного места — места, где ей никто не помешает. Но даже её железная воля не смогла пересилить бунтующий организм. Она едва ли отошла от Ньялы на десять шагов, углубившись в густые заросли, как всё её нутро обдало ледяным холодом: приступ жесточайшей рвоты согнул женщину пополам. Она не смогла сдержаться. Обжигающие струи поноса вырвались наружу, без труда заполнили узкие трусики и, залив горячей волной её ноги, пресекли её попытки к бегству.
«Сру и блюю одновременно. И при этом всё ещё пытаюсь оторвать кусок туалетной бумаги. Такого ёбаного позора со мной никогда ещё не приключалось. Вот он — удел треклятых наркоманов.»
Она с отвращением задрала подол изгаженного платья, стащила с бёдер нижнее бельё, полное жидкого говна и уселась, ухватившись руками за тощий ствол какой-то кривой осинки. Очередной извергнувшийся едкий поток заставил Соткен мучительно застонать. Стон быстро оборвался — фонтан коричневой дряни из её рта плеснул на руки, держащиеся за деревцо.
Так и сидела она, яростно отправляя свои неестественные потребности. Длилось это долго, для бедной Соткен — целую гребаную вечность. Потом поутихло.
* * *
Соткен даже не попыталась остановить автомобиль. Всё, что она успела — это немного скинуть скорость и высунуть голову в крохотное боковое оконце броневика. Пока
"У меня есть последний патрон. Живой не дамся".
Кривушка сжала чашечку бюстгальтера на левой груди: там, где сердце. Оно бешено молотило. Ампула была на месте.
Вот и подходящий съезд — очередная грунтовая и заросшая дорога, уводящая в небольшой сосновый лесок. Ньяла свернула и, поползла, преодолевая глубокие ухабы, заполненные вязкой, коричневой жижей.
Вот и подходящие кусты.
Соткен заглушила двигатель. Трясущимися руками принялась шарить в бардачке. Ничего подходящего не было.
«Чёрт лохматый. Я оставила всю бумагу возле этого засранца».
Женщина поморщилась, внимая резким болям, терзающим её горящий живот и поплелась вглубь десантного отсека, к операционному столику. В нос ударила тошнотворная вонь человеческих экскрементов и мочи.
Человеку, что страдал, распростёртый на стальной поверхности своего ложа мучений, каким-то чудесным образом удалось освободить кисть правой руки от кожаного ремня, которым был укомплектован операционный столик, и толстых слоёв скотча. Его трясущиеся пальцы сжимались и разжимались, будто пытаясь поймать что-то невидимое в окружающем его спёртом воздухе, полном тошнотворных миазм. У Соткен болезненно сжалось сердце.
— Потерпи, сладенький, — прохрипела она, стараясь не вдыхать через нос. — Мы уже почти на месте, но вот незадача — живот скрутило. Я отойду ненадолго, а ты пригляди тут за всем. Я скоро, любовь моя.
Она собралась было уходить, но потом порывисто развернулась обратно к столику, ухватилась за край скотча, которым были заклеены губы мученика и резко рванула. Сдвинула вязаную шапочку на лоб, открывая карие глаза, и, наклонившись к куцому обрубку уха, вкрадчиво произнесла:
— Не говори ни слова, если не хочешь опять дышать только носом и наслаждаться запахом своего говна. Просто лежи, дыши и жди меня. Она приложила палец к своим губам.
— Понял?
Раненый, жадно вдыхающий окружающую его вонь через освобождённый рот, лишь слабо кивнул.
— Вот и молодец. Я скоро. Ты даже не успеешь соскучиться.
Она сгребла в охапку пару рулонов туалетной бумаги, раскиданной по пустующим креслам десанта, и, с трудом превозмогая жестокие позывы, бросилась прочь из автомобиля. Вывалилась из задней дверцы и в этот самый момент начался наиболее жестокий этап сражения между взбесившимся абстинентным кишечником и яростным желанием оставить свои трусики чистыми и при этом достичь безопасного места — места, где ей никто не помешает. Но даже её железная воля не смогла пересилить бунтующий организм. Она едва ли отошла от Ньялы на десять шагов, углубившись в густые заросли, как всё её нутро обдало ледяным холодом: приступ жесточайшей рвоты согнул женщину пополам. Она не смогла сдержаться. Обжигающие струи поноса вырвались наружу, без труда заполнили узкие трусики и, залив горячей волной её ноги, пресекли её попытки к бегству.