Кого не взяли на небо
Шрифт:
— Вот, что бывает, когда думаешь не головой, а дыркой, — согласилась вторая, — В любом случае, ты это узнаешь, любимый Йорген. Но для начала ты должен узнать другие важные сведения. К примеру, как отрастить отрубленную руку или ногу. Как пришпиндорить назад отсечённую в бою голову, особенно, если та скатилась в реку и её отнесло мили на три вниз по течению. Что делать, если тебя привязали к жерлу пушки, а потом из неё выстрелили. Как быть, если сначала сожгли, а из пушки выстрелили уже пеплом. Как охмурять светских красавиц и отжимать у них деньги по-хорошему. Что делать, если по-хорошему не выходит. Почему нужно спать в гробу. В общем — сначала курс арифметики
— Понял, — невесело ухмыльнулся Йорген.
— А на сегодня урок закончен, давайте убираться с этой сраной крыши, — Флёр пнула черепичинку.
Та метнулась со скоростью арбалетного болта и сорвалась вниз, увлекая вниз лавину своих багряных товарок.
— Ты должен прикрыть своё мёртвое тело. И выбрать себе титул. У нас у всех есть титул. У тех, кто труъ, и у тех, кто такие, как мы, — подмигнула Арманда.
— Я — баронесса, — заявила Флёр.
— А она, — ноготь, что был уже не тигриным когтем, а обыкновенным — детским и обкусанным — ткнул сестру в плечо, — Она — графиня.
— Я буду шевалье, — безапеляционно заявил Йорген, и сёстры моментально склонили прелестные головки, присев в лёгком реверансе.
— Отправимся в замок, шевалье, там наверняка найдётся что-то, что может оказаться достойным прикрыть вашу дохлую пипиську.
Обнажённый мужчина взял за руки обеих близняшек. Одна из них сжимала укороченный штурмовой вариант армейской винтовки, а вторая трепетно прижимала к груди воронёную сталь самозарядного ружья. Троица слегка разбежалась, а затем сиганула с крыши вниз — на заваленную мусором и свежим снегом узенькую улочку постапокалиптической Риги.
* * *
Соткен плакала. Она плакала и её солёные слёзы стекали на ремень, плотно стискивающий её шикарную грудь. Она плакала и думала о Харли, разбитой мечте, её несостоявшейся половинке, негоднике, что сбежал от неё, бросил одну. Мысли о нём помогали ей грызть плотную материю. Осознавание того, что кому то уже удалось совладать с подобными путами, придавало ей силы. И эластичная тряпка поддавалась. Соткен материлась, плакала и грызла мокрый от слёз ремень.
Броневик жутко трясло и мотало из стороны в сторону. Казалось, что его колёса сражаются с ярыми заносами песчаной пустыни. Ньяла дёрнулась и замерла. Соткен прекратила терзать свои путы и подняла зарёванное лицо, пытаясь разглядеть что-либо сквозь узкое боковое стекло. Но тёмные очки, примотанные скотчем к её голове, и спутанные сальные космы, свисающие вниз, делали обзор окрестностей невозможным.
— Stupefacente! Восхитительно! — раздался приятный итальянский баритон со стороны пассажирского кресла.
— Прекрасное место, чтобы умереть, — продолжил епископ, любуясь окрестностями через опущенное стекло.
На этот раз из грязных уст Его Преосвященства звучала чистая правда.
Брутальный протектор «Ньялы» увяз в белом песке — вековой смеси ракушек, камушков, рыбьих экскрементов и прочих окаменелостей, что, возможно, когда-то тоже были живыми существами. Песчаная полоса рассекала свинцовую водную гладь кривым белёсым рубцом, а на самом кончике острой косы вздымалась вверх гордая чёрно-белая башня, увенчанная зубчатым железным венцом. Пара невысоких, крепеньких зданий, с потемневшими от ветра и соли стенами, крепко прижимались к круглому стволу, устремлённому вверх, в сумрачное балтийское небо.
— Извечная, неистовая, лингамная мощь, — восхищённо бормотал горбун, вставая со своего кресла и направляясь в сторону кресел десанта, — Mio cuore, любимая, ты
Его огромная ладонь пошарила за пазухой проклёпанной бригантины и на свет появился шприц и стеклянная ампула. Шприц забулькал, наполняясь.
— А после мы пойдём прогуляемся — осмотрим эту красоту, и найдём место для надёжной засады.
Горбун склонился над Соткен, ласково приподнял свисающие волосы и кривушка вызывающе вскинула голову. На Теофила Руха в упор смотрели два красных зарёванных ока — сталь окрасилась кровью. С уголков рта женщины свисали полоски прогрызенного изнутри скотча, по подбородку текли слюни, а к губам прилипли измочаленные кусочки ткани. Разноцветные глаза епископа вмиг сфокусировались на прелестном личике, но это ему не помогло. У Соткен было два варианта: первый — высказать всё накопившиеся прямо в лицо этому предателю — высказать это на любимом немецком, и в самых излюбленных выражениях. Но она предпочла второй вариант.
Невенку Оскаала подбросила в воздух та же мистическая сила, что поднимает над землёй котов, застигнутых врасплох. Она метнулась вглубь салона, где ошалевший от боли, истошно визжащий калека прикладывал огромным кулаком худенькую женщину, привязанную к десантному креслу. Кровь летела во все стороны сочными, вязкими брызгами. Соткен хрипела, булькала, но челюстей, плотно сомкнутых вокруг епископских пальцев, не разжимала. Её тело вздрагивало при каждом ударе — горбун явно обезумел от боли. Наконец кривушка конвульсивно содрогнулась и обмякла. Горбун, тоненько пища, сполз на пол рядом с креслом. Его рука всё ещё оставалась во рту у женщины.
— По-моему я убил её, — простонал епископ, — Будь я проклят.
— Наконец-то, — облегчённо выдохнула подоспевшая Невенка.
Она заботливо склонилась над двумя инвалидами, но хлёсткая пощёчина заставила её отшатнуться. Невенка с трудом устояла на ногах — горбун обладал поистине чудовищной силой. Она громко засопела, держась за разбитую скулу.
— Прости, но я действительно её люблю, дурочка, — извинился епископ, — Принеси что-нибудь острое.
— Никого ты не любишь, Твоё Преосвященство, — обиженно заявила Оскаала, — А если и любишь, то грешен безмерно. Ибо таким, как ты — Теофил Рух, будущий великий понтифик — любить можно лишь Бога.
— Иди, дурная, за ножом, много ты знаешь про любовь, — отмахнулся горбун и снова жалобно застонал. Но явно не от боли.
«Знаю побольше вашего», — подумала Невенка — «Это чувство всегда было со мной. Просто я совсем недавно осознала, кого именно люблю. И это явно не бедный мученик в терновом венце. Природа этого создания — действительно божественна».
Она вернулась к креслу, сжимая в руке свой полуторный меч.
— Бля, ну ты чё — вообще наглухо ебанутая? — осведомился у девушки обессиленный епископ, вяло наблюдая её манипуляции с оружием, — Я не имел ввиду отрезать ей голову, я хочу, чтобы ты разжала ей зубы.
— Не ссы, Тео, всё под контролем, — ответила та и принялась ковыряться длинным лезвием во рту у бесчувственной Соткен.
— Осторожно. Будь нежной и внимательной, — испуганно бормотал горбун, глядя, как изо рта женщины текут ручейки крови, — Не повреди ей что-нибудь. Вдруг она всё ещё жива.
Невенка не отвечала. Ей меч ворочался во рту у женщины, голова которой была надёжно зафиксирована между подлокотником сидения и коленом, затянутым в коричневую кожу.
— Готово, — заявила дурашка, тряхнув распущенными волосами, — Вам, Ваше Преосвященство, бесконечно повезло в том, что вы левша.