Кого не взяли на небо
Шрифт:
— И что вы ему сказали? — Ворон выкатил из груды мёртвую человеческую голову — та с ненавистью пырилась в хмурое небо всеми своими семью зрачками.
— Что Морриган поступает так и с нами, а нам это безумно нравится, — хором ответили Сильный Холод и Ветер, Высокий Тростник.
* * *
Темнота наполняла её всю: липкий мрак, который она так любила. Ей не хотелось открывать глаза, здесь так хорошо — прохладно, сладко и влажно, словно в глубокой мягкой могиле.
Кап-кап.
Что-то мешало ей наслаждаться этим вневременным покоем.
Кап-кап.
Тяжёлые
Они разбивались о её лоб и стекали по лицу пронырливыми струйками.
Бездна подняла тяжёлые веки.
Известняковые стены, испещрённые сотнями отпечатков. Оттиски латных и кольчужных перчаток, клинков и щитов, прислонённых к этим стенам многие века тому назад. Надписи, исполненные готическими шрифтами.
Она слабо усмехнулась.
— Ты очнулась, сучка? — радостно прохрипел из темноты знакомый голос.
— Да, — ответила Аглая, — Что с нами случилось, Эйстейн?
— Мы долго кувыркались по этой жуткой световой трубе, — поведал Евронимус, — А потом вдруг вывалились прочь и оказались здесь. Ты моментально вырубилась. Я очень больно стукнулся о какую-то каменюку, а потом скатился в воду.
— Стукнулся об камень и не потерял сознание? — удивилась Бездна.
— Не потерял, — обиженно пробубнил из темноты Евронимус, — Я же просто череп, у меня нет сознания. А ты знаешь где мы оказались? Мне почему-то здесь по-кайфу.
— Знаю, Эйстейн, — уверила спутника девушка, — Мне знакомо это место.
Она зажгла маленький карманный фонарик и прошла вглубь грота, туда, где из-под каменной плиты истекал родник, чистый, словно свежепролитая слеза.
Евронимус лежал, наполовину погружённый в холодную воду источника.
— Вытащи меня отсюда, — потребовал череп, — Я весь продрог. Кстати тут, в пещере, плачет какая -то баба. Слышишь?
— Ничего не слышу, — помотала головой Аглая, будто бы вовсе не различала тоскливые стенания мёртвой жены Риндауга, — Кстати, Эйстейн, я хочу тебя спросить: как ты относишься к зрелым женщинам? К женщинам намного старше тебя?
— Никак не отношусь, — вздохнул Евронимус, — Я вообще ничего не знаю о женщинах, я умер девственником. Мне бы сначала познакомиться со своей сверстницей. Ну или помоложе. Навроде тебя. А почему ты спрашиваешь?
— У меня для тебя есть хорошие новости, Эйстейн, — ответила Бездна, — Здесь неподалёку расположена могила Турайдской Розы, могучей ведьмы и писаной красавицы. Несколько веков назад этой девушке отрубили голову. Как ты относишься к новой спутнице в нашем отряде?
— Вот это дело! — обрадовался Евронимус, — Это будет круто! Ты, сучка, просто прелесть!
— Но сначала, — Аглая Бездна ухватила череп за заднюю часть и поднесла оскаленную кость к стене, испещрённой отпечатками, — Считаешь ли ты, Эйстейн Аарсет, по прозвищу Евронимус, считаешь ли ты себя истинным мeталхедом?
— Я и есть тру блэк-мeтал, — заявил череп и крепко зажмурился.
— Тогда тебе ничего не грозит, — пообещала
Последняя продавилась, будто мягкий пластилин, оставляя глубокий оттиск.
— Ах, мой хороший, Варг ошибался: никакой ты не позёр, но истинный мeтал, — восторженно воскликнула девушка и запечатлела на оскаленных челюстях родоначальника норвежского блэка страстный поцелуй, — Теперь пойдём, ты достоин награды: я познакомлю тебя с Майей, Турайдской Розой.
* * *
Они спали, свернувшись в единый клубок возле огромного костра на оплавленном песке, всё ещё хранившем жар минувшей битвы. Монакура Пуу открыл глаза и долго лежал, уставившись немигающим взором вверх: на свинцовую завесу набухших снегом туч. Пугающий, фиолетовый с серебряными прожилками оттенок небосвода исчез; пропала и старая ущербная луна и истекающее кровью солнце. Вернулся тяжёлый балтийский свинец. Пробуждение сопровождалось мучительными желудочными спазмами; сержант не мог вспомнить, когда последний раз пил, ел и облегчался. Он осторожно высвободился из нежных объятий женских и детских рук и поднялся на ноги. Маленькая Сигни что-то прошептала во сне и прижалась к женщине с львиным хвостом.
На развалинах маяка кипела работа. Трое мужчин: два живых русских и один дохлый немец держали совет, присев на корты и вглядываясь во что-то невозможное, разложенное на земле. Кортни разбирала завалы. «Гравитас» пронзительно пищал: огромные обломки поднимались в воздух и отправлялись в пучины морские. Монакура Пуу подошёл ближе и застыл, поражённый. Его бойцы ожесточённо спорили и переругивались, раскладывая кровавый пазл.
— Это задница, и она должна находиться здесь! — ДайПатрон выхватил у Трабла окровавленный кусок мяса и попытался приладить его к растерзанной женщине, собранной из множества ошмётков.
— Неа, это её! — согласился Трабл, отобрал шмат и пристроил его к другой тётке — точной копии первой.
— Они ж, блять, одинаковые, как две капли воды! — посетовал ДайПатрон с сомнением взирая на жуткий конструктор.
Йорген деловито осмотрел предмет, подходящий обеим дамам и с уверенностью заявил:
— Это задница Флёр: вот полюбуйтесь: на внутренней части бёдер видна милая родинка.
В руках у вампира появилась обезглавленная заячья тушка. Тевтон выжал ту на манер мокрого полотенца.
— Frisches Blut, — похвастался он русским, — Утром наловил — в бору. Вам тоже принёс — пожарим?
Капли крови пали на перекошенное женское лицо. Губы Арманды, а возможно Флёр слегка дрогнули, рот приоткрылся и правое веко широко распахнулось.
— Просто поразительно, — кивнул Монакура Пуу, — А что тебе, кровосос нацистский, мешает перерезать всех нас и вдоволь насытиться?
— Мама запрещает, — кивнул Йорген в сторону спящей Сехмет, — К тому же вы очень интересные, смертные. Клёвые, во. Я прекрасно себя чувствую в вашем обществе. Нам стоит держаться вместе, думаю мы сможем подружиться.