Кого за смертью посылать

Успенский Михаил Глебович

К счастью своему и удовольствию, богатырь высмотрел в сопливой орде пестренький лубок «Похождение Жихарево о змие» и, не обращая внимания на громкие протесты, доносившиеся из сумы, заплатил за него целую монетку.

Тут удовольствие кончилось.

Лубок изображал какого-то гнусного заморыша с вострым носом, обряженного в кургузый кафтанчик и сапожки с коротенькими голенищами. Заморыш обеими лапками держал небольшую гадючку. Рядом с заморышем стоял хорошо вооруженный самовар с усами и бородой — видимо, как раз так создатели лубка мыслили себе Яр-Тура в латах. Посредством знаков, исходящих изо рта, заморыш почему-то жаловался:

«На что я, молодец, на свет родился, что по чужим странам волочился?», а самоварный Яр-Тур выражал свое восхищение жизнью, восклицая по-иноземному: «Wow!» Гадючка, олицетворявшая, как видно, Мирового Змея, тоже не молчала: «Был я Змей Ермундганд, а ныне простой ползучий гад».

В общем, оскорбительный был лубок, и Жихарь даже хотел жестоко наказать безвинного торговца-перекупшика, но для этого ведь требовалось прилюдно открыть свое громкое имя, что никак не входило в тайные коварные планы торгового товарищества «Колобок и сыновья».

Даже разодрать позорное изображение прижимистый Колобок не дал — утащил к себе в суму и прибавил:

— Это хорошо, что не похож! Зато тебя тут никто не признает!

Бродить среди торговых рядов вприглядку богатырь был готов хоть дотемна, но у водяника, негожего к длительному сухопутному хождению, устали ножки. Да и на ночлег нужно было куда-то устраиваться.

— Могли бы и под забором переночевать! — вздыхал Колобок. — Но нельзя: мы же зажиточные конеторговцы…

— Ищи лучший постоялый двор, — сказал Жихарь. — Мы с Мутилою все же владыки.

Понятно, что Колобок нашел заведение не первого разбора, но товарищам было уже все равно.

Зашли под навес, где стояли длинные столы и лавки. Там уже сидели десятка два людей, хлебали что-то из больших глиняных мисок, швыряли под стол кости.

Жихарь потребовал у хозяина щей с убоиной, бараний бок с гречневой кашей и пирогов, Мутиле мясного не полагалось, он решил удоволь ствоваться вешними мочеными грибами. Потом оба, не сговариваясь, звучно щелкнули пальцами по кадыкам.

Сума, висевшая у Жихаря на боку, задергалась: то Колобок начал трястись над каждой денежкой.

— Вас тут опоят, разденут и на дорогу выкинут, — предрекал он.

— Э, что там у тебя в суме? — спросил торговый человек в пестром халате и подался на дальний конец лавки.

— Там у меня здравый смысл живет, — не растерялся Жихарь. — Он мне и подсказывает, чего нельзя, а что можно.

— А зачем он хранится отдельно? — не отставал человек.

— Больно велик — в черепушку не лезет, — объяснил богатырь. — Зато в нужный час его всегда можно убрать в уголок. Иногда и рассудку полезно помолчать!

— А-а, — позавидовал спросивший, но на прежнее место не пододвинулся.

Остальные вечерявшие тоже глядели на Жихаря с Мутилой опасливо: первый походил на разбойника, второй — на мошенника.

— Косятся на нас, — тихонько прогудел богатырь в суму. — Надо слегка угостить людей, а то как бы не вышло шуму…

— Разорители! Погубители! — завопил, забывшись, Колобок. — Сперва за чарочку, а потом ковшом!

Все поглядели на товарищей с некоторым даже ужасом, но просвещенный Жихарем торговец в пестром халате объяснил им насчет здравого смысла, отселенного в суму.

— Ой, бедняга! — запричитали самые сердобольные. — Это же все равно что жену с собой таскать!

— Так всю жизнь и мучаюсь, — признался богатырь. — Но я его сейчас под лавку уберу — пусть там разоряется. Вот когда

прикажу: «Сума, дай ума!», тогда и вещай!

Гомункул осознал свое бессилие и затих, потому что у него даже зубов для досадного скрипа не было.

Угостившийся народ перестал видеть в богатыре и водянике лиходеев, провозглашал здравицы в их честь, хвалил за щедрость. Словом, началось вполне веселое застолье, когда люди от каждого ковша только трезвее становятся.

На веселье не замедлили явиться песенники и гудошники. Двое играли на рожках, третий пел:

В некотором месте, во одной деревне Жили два брата — Эрос и Танатос. Эрос был крив, а Танатос с бельмом. Эрос был плешив, а Танатос шелудив. На Эросе зипун, на Танатосе кафтан. На Эросе шапка, на Танатосе колпак. Пошел Эрос на рынок, а Танатос на базар. У Эроса в мошне пусто, у Танатоса ничего. Разгладили они усы да на пир пошли. Эрос наливает, а Танатос подает. Эрос пьет задаром, а Танатос — за так. Стали их добрые люди бить: Эроса дубиной, а Танатоса батогом, Эрос кричит, а Танатос верещит. Эрос в двери, Танатос в окно. Эрос ушел, а Танатос убежал…

— Сколько можно! — закричали гости, прерывая неведомую Жихарю песню. — Который год одно и то же!

Другие гости заступились за потешников, и быть бы, к богатырскому удовольствию, драке, но тут под навес залетел воробей.

Опрокидывая лавки и столы, бросились ловить воробья и гнать его взашей.

— Птица в избу залетела — к покойнику! — кричал кто-то.

Песенники под шумок скрылись, унося в подолах рубах ухваченные со столов куски.

Воробей тоже выпорхнул из-под навеса — подальше от дураков.

Наконец все успокоились и стали рядить, можно ли считать навес полноценной избой и действенна ли в таком случае примета. Потом начали припоминать иные приметы близкой смерти.

— Сад поздно зацветает — к смерти хозяина!

— Дятел мох долбит в избе — к покойнику!

— Петухи не вовремя распоются — к покойнику!

— Нетопырь залетит — к покойнику!

— Ворон каркает — к покойнику!

— Конь хозяина обнюхивает — убиту быть!

— Собачий вой — на вечный покой!

— Переносье чешется — о покойнике слышать!

— Мухи зимою в доме летают — к покойнику!

— Мыши платье изгрызут — к покойнику!

— Соломина к хвосту курицы пристала — покойник будет!

— Стук в доме от неизвестной причины — к смерти!

— Крошки изо рта валятся — к смерти!

Тут знатоки примет заткнулись, остановились и с ужасом поглядели друг на друга — не валятся ли у какого бедолаги крошки изо рта?

— Полноте, — сказал из сумы Колобок. В перечислении смертоносных примет они с Мутилой и Жихарем не участвовали. — Чего испугались? Всякой курице рано или поздно соломина ко хвосту пристанет. Всякий человек рано или поздно помрет. Всякие повторяющиеся события рано или поздно совпадут. Тому нас и Юнг премудрый учит в книге «Синхронистичность»…