Коготь берсерка

Сертаков Виталий Владимирович

– Мы как раз из Упсалы, там большое жертвоприношение, – сообщила вельва. – Скажу честно, Хьялти, мы завернули к тебе, потому что на нас напали волки.

Хозяин усадьбы присвистнул, когда разглядел охотничьи трофеи. Дага кто-то снова взял на руки, чтобы покормить. Понесли в другой дом, как маленького.

– Я только вчера приплыл из Скирингссала, – поделился по пути Хьялти. – Там была большая торговля, саамы навезли много пуха. Еще мы с братом продали две лодки, нам столько не нужно.

Даг смотрел во все глаза. На заднем дворе стояли навесы, под ними прятались

от снегопада сотни, если не тысячи моржовых и тюленьих шкур. За навесами колотили молотками резчики, они вытесывали из белого известняка очередной кладбищенский крест. С одной стороны креста выстукивали изображение Белого Бога Езуса, с другой – богиню Хель верхом на рогатом коне.

Куриных потрохов для ведьмы принесли, но, как видно, здешние люди не занимались всерьез ни птицей, ни скотиной, ни земледелием. Серые валуны, от которых когда-то с трудом очистили двор, грудами валялись тут же. Здесь не гуляли по снежку козы и овечки, как в родном хозяйстве Северянина. Зато вокруг главной усадьбы вразброс стояло много маленьких домиков, на козлах зимовали недостроенные лодки, а под навесами сохли рыбацкие сети. Отовсюду к небу поднимались дымки коптилен. Домики нищих землевладельцев теснились на краю обрыва. Они льнули к ограде богатого одальмана, как цыплята к наседке.

– Как там дела, в Каупанге? – подхватила разговор Пиркке. – Говорят, сильный неурожай? Многие погибли?

– Был голод. Даже выгоняли из домов стариков, – поморщился Хьялти. – Наверняка во всем виноват их конунг. Он только и занят набегами, вместо того чтобы помогать своим людям. Собрал в дружину нидингов, которых изгоняли всюду. И ушел в набег на Бьярму.

– Их конунг не желает подчиняться Харальду Серая Шкура?

– Делает вид, что признает его господином. Но всегда готов воткнуть нож: в глотку.

– Хе-хе, вот как... А твой брат?

– Мой брат жив. В Каупанге новое бедствие, потому и пришлось продать лодки. Вода спала.

– То есть как? – открыла рот колдунья. – На лето спала?

– Нет. Не вернулась совсем. Люди говорят – не будет теперь доброй торговли в Каупанге. И сами торговцы переселятся в Бирку или еще южнее. Мой брат жил там много лет. И много друзей. Теперь вода ушла, лодкам не подойти к берегу.

– Но море не может высохнуть, – растерялась вельва.

– Раньше зимы были теплые, вода не замерзала, – вздохнул хозяин. – Мой дальний родич Эйнар умер, когда ему исполнилось почти восемьдесят лет! Так он рассказывал, что во времена детства его деда теплая вода не уходила из фиордов. И проливы не замерзали, и летом некоторые хозяева дважды засевали делянки. А теперь всюду холод, разве не так, фрю Пиркке?! Чем мы разозлили богов?

– Холод, холод, – покивала вельва. – Оттого и бегут ваши братья на дальние острова, в Исландию и еще дальше. Все ищут тепла... Только финны никуда не бегут.

Из соседнего помещения вышла молодая женщина с длинной русой косой и с ребенком на руках.

– Фрю Пиркке, вы приехали очень вовремя, – произнесла она и порозовела. – Завтра начнется праздник. Если вы задержитесь, мы все будем счастливы.

– Праздник во славу Фрейра? – хитро глянула

старуха. – Так я и знала. Вы, норвежцы, больше всего любите своего бесстыдника Фрейра!

Женщины заулыбались.

– Ничего удивительного, что мальчик отпугнул волков, – авторитетно заявил Торарин. – Ведь у него метка ульфхеднера. А таких людей очень немного.

– Не обижайтесь, плохие времена, даже просо не взошло, – виновато развела руками жена Хьялти. – У нас скромное угощение...

– Это хорошо, – успокоила Пиркке. – Нам не надо ничего особенного. Главное – что вы нам рады. Расскажи мне, Хьялти, как идут ваши дела?

– Железо продается лучше всего, – начал загибать пальцы хозяин. – Тальк тоже хорошо продали, и соль, и пух, и канаты... Но я слышал, что в Хедебю стали чеканить монету. Торарин плавал в Хедебю. Он не смог купить хорошего раба и за триста динариев! Неужели теперь нельзя принимать в оплату обычное серебро на вес?

– Я мало смыслю в деньгах, – улыбнулась Пиркке. – Думаю, боги не отвернутся от такого рачительного хозяина, как ты.

– Если Каупанг разорится, мне негде будет продавать то, что я беру у саамов, – понурился Хьялти. – Бирка слишком далека от меня. А Готланд – еще дальше. Мой брат говорит, что в Готланде богатая ярмарка. Он оттуда привез жену, и она сразу родила ему двоих, ха-ха...

– Двоих? Это доброе знамение, – вставила Юкса.

Пиркке строго взглянула на служанку, и та прикусила язык.

– Доброе знамение? – уныло переспросил Хьялти. – Ты знаешь, фрю Юкса, что делали с детьми в Каупанге, когда ушла вода? Сначала никто не верил, что будет голод, но потом вернулись рыбаки с пустыми лодками. И охотники вернулись ни с чем. А в Каупанге не держат скотину и не умеют сеять зерно. Там просто негде сеять. Там одни камни! Было так, фрю Юкса. Новорожденных близнецов принесли моему брату, чтобы он решил, кому жить, а кого бросить в яму. А к тому времени уже четверых детей положили в открытую могилу. И никто не подобрал их! Потому что нечем стало кормить! – Хьялти разошелся, брызгал слюной, видно, Юкса задела его за живое. – А у моего брата родились девочка и мальчик. Девочка родилась крепкая и здоровая. А мальчик – маленький и хилый. Но по закону надо было одного ребенка назвать «обреченным на могилу». Надо было выкинуть девочку. Все равно еды не хватало пережить зиму. Мой брат соблюдает заветы, он приказал отнести девочку в лес и подарить медведю. А мальчика окропили. Ему дали имя. А потом пришел английский монах и предложил полить новорожденного святой водой. У их Белого Бога есть такая особая вода. И мой брат согласился, слышишь, фрю Юкса?!

– Она хорошо слышит, не кричи! – урезонила мужчину Пиркке.

Ребенок на руках молодой хозяйки проснулся и стал искать грудь. За перегородкой, прямо внутри дома, Даг вдруг заметил корову. Мальчик удивился – отец даже в лютые зимы не запускал скотину в дом. Здесь же корова никому не мешала.

– Сын моего брата все равно умер, – поделился Хьялти. – Мы здесь ничего не знали. Он остался без детей. А потом у его жены распухли ноги, выпали зубы, и она тоже умерла. Вот так.