Коготь Хоруса
Шрифт:
Еще живые корабли медленно сходились. Все прикрывались от угрозы обстрела из лэнсов приближающихся сородичей. Каждый сам по себе был крепостью, выделявшейся хребтовыми бастионами и выступающими носами, а громадные корпуса с потрепанной броней вмещали в себя экипаж рабов, которого хватило бы на целый город.
Самый крупный из них представлял собой выдающийся памятник военному гению человечества. «Зловещее око». По всему лазурно-зеленому корпусу окруженного крейсерами линкора виднелись шрамы от бессчетных сражений. Рядом со своим флагманом плыли «Королевское копье» и «Восход трех светил». Казалось, они сомневаются, стоит ли приближаться к безжизненному
Каждый из собравшихся кораблей видел лучшие дни, и это было еще мягко сказано. Маленький флот Фалька был близок к полному уничтожению.
«Челюсти белой гончей» — как и «Тлалок», один из самых малых крейсеров — приближались медленнее, однако пришвартовались ближе всех. Мы держались на расстоянии.
— Фальк и Дурага-каль-Эсмежхак уже тут, — указал я на бегущие руны. — Как и Леор из Пятнадцати Клыков.
При упоминании последнего имени тонкие губы Ашур-Кая скривились.
— Как мило.
Я повернулся к еще одной группе изящных просперских рун.
— Не узнаю этого корабля. Второго в цветах Шестнадцатого… Кто командует «Восходом трех светил»?
Колдун-альбинос долгое мгновение, не моргая, безразлично глядел на меня.
— Я не архивариус легиона, — наконец произнес он. — А учитывая полученные кораблем повреждения, я сомневаюсь, что командир «Трех светил» времен Осады — кем бы он ни был — по-прежнему стоит у руля.
Я отмахнулся от его сварливой реплики и обратился к оперативной палубе:
— Вызвать «Зловещее око».
Люди и существа, когда-то бывшие людьми, кинулись исполнять распоряжение. Пока мы ожидали открытия канала связи, Ашур-Кай развлекал себя тем, что извлек свой меч и принялся изучать змеящиеся руны, выгравированные по бокам.
— Советую тебе взять на эти… переговоры Оборванного Рыцаря.
Должно быть, мое лицо на миг омрачилось. Даже в моменты наибольшей открытости Ашур-Кай редко расщедривался на эмоции, которые имело бы смысл скрывать, — однако в ту секунду его тонкие брови чуть поднялись в легкой удивленной гримасе.
— Что? — спросил альбинос. — В чем дело?
— В последнее время он мне противится, — признался я.
— Я это учту. Но возьми Оборванного Рыцаря, Хайон. Мы рассчитываем на честь людей, у которых нет чести. Давай не будем полагаться на авось.
Повелители трех армий встретились на нейтральной территории. Там отсутствовала гравитация. Мы ковыляли в ботинках с магнитными захватами, из-за чего походка становилась крайне неуклюжей. Каждый из нас прихватил горстку телохранителей и подопечных на останки «Его избранного сына», и мы сошлись в безжизненном и безвоздушном мраке командной палубы мертвого корабля. Десятки опустевших контрольных кресел выстроились перед разбитым обзорным экраном оккулуса. Замерзшие и мутировавшие тела сервиторов были изъедены варпом. Многие из них свободно парили, другие же оставались пристегнутыми к своим постам. Эти иссохшие идолы с промерзшими костями наблюдали за нашими переговорами, пялясь на нас отключенными смотровыми линзами, пустыми глазницами и ледышками глаз.
По полу были разбросаны тела мертвых воинов — воинов, облаченных в истлевшие от времени комплекты керамитовой брони, носившей стершиеся знаки различия Сынов Хоруса. Корабль был мертв уже очень, очень давно. Экипаж оставался не погребенным и не сожженным.
Фальк прибыл первым. Его воины, все в доспехах зеленого оттенка океана или же черной броне юстаэринцев,
Несмотря на изменившиеся за это время боевые доспехи, я узнал нескольких офицеров Сынов Хоруса. Нельзя скрыть личность от тех, кто может читать разум. Каждая сущность обладает собственным ароматом, каждый человек проецирует собственную ауру.
Наша группа вошла внутрь под прицелом дюжины стволов болтеров, цепко следящих за нашими передвижениями.
— Как же ободряет, что Фальк все так же осторожен, — произнес по воксу Ашур-Кай.
Он находился на борту «Тлалока», однако соединился со мной разумом, смотрел моими глазами и, несомненно, заодно наблюдал за данными с записывающих сенсоров моего шлема. Потрескивание электрической связи не лишило его голос влажной хрипотцы.
«Опустите оружие, Фальк». Я вложил в импульс одни лишь слова, позаботившись о том, чтобы не допустить в телепатический сигнал никаких эмоций, — иначе просьба могла превратиться в психическое принуждение.
Фальк стоял в одиночестве, недалеко от трупа в доспехах, пристегнутого к центральному командирскому трону. Шлем терминатора был увенчан уже не просто офицерским плюмажем, а двумя закрученными рогами, похожими на бараньи. Рога образовывали чудовищную костяную корону. Услышав мою беззвучную просьбу, он поднял руку, приказывая своим людям сместить прицел.
Прежде чем он заговорил, в наушниках раздалась серия щелчков: вокс-системы наших доспехов настраивались друг на друга.
— Хайон, — сказал он, и я услышал в его интонации неприкрытое облегчение.
— Мои извинения за задержку. Шторм сделал путешествие нелегким.
Он поманил меня к платформе на возвышении. Его голос напоминал скрежет гравия.
— Я слыхал, что ты пал при Дрол Хейр.
— При Дрол Хейр я был на правильной стороне, — отозвался я. — В кои-то веки.
В лучшие времена Фальк входил в число самых высокопоставленных офицеров XVI легиона. На его доспехе до сих пор сохранился драгоценный золотой нагрудник, врученный ему в качестве награды генетическим отцом. Широко распахнутое, лишенное века око горело испытующим блеском. За время, прошедшее с момента нашей последней встречи, варп изменил Фалька. На костяшках и локтях прорезались костяные гребни, а рогатая корона свирепо утверждала его власть над братьями. Варп медленно преображал его физическое тело, и сквозь человеческие черты проступала холодная эффективность убийцы.
Самым наглядным были устрашающие бивни, появившиеся на лицевом щитке. Бивни воплощали свирепость и непокорство — черта, часто встречающаяся среди элиты терминаторов Девяти легионов.
Как и большинство из нас в ту бесславную эпоху, он в первую очередь был предан своей группировке и тем воинам, кому мог доверять более других. Его клан образовался из рот, которыми он когда-то командовал на войне, и перебежчиков, набранных за столетия, прошедшие после Осады Терры. Они называли себя Дурага-каль-Эсмежхак — «серое, что следует за огнем» — древний хтонийский траурный термин, относящийся к пеплу, который остается после кремации тела.