Koknar

Тфаунд

В туалет стучится Крис. Она говорит мне поторапливаться, время уже поджимает. Надо, наверное, объясниться, почему всё так. Типа почему Крис торопит меня и говорит, что время поджимает. Из-за смерти Давида Koknar получает много критики и негатива в соцсетях. Ну знаете, пишут, что мы не только продаём виртуальную смерть, но и убиваем взаправду. У Koknar сейчас не лучшие времена. Я должен сгладить углы, поэтому Крис решила устроить мне пресс-конференцию.

– Я почти выхожу, – говорю.

Крис привезла меня в КИД-центр. Это такое место, где можно купить любого лысого младенца с понравившимся цветом

кожи, с идеальной формой носа и глаз. На входе тебя встречает милая полноватая дама с лёгким макияжем, попросит заполнить всякие документы. Формальности ради, так она скажет. Затем полноватая дамочка сверкнёт зубами и поведёт вас в большой зал, напоминающий серверную. Только вместо компьютеров тут камеры с младенцами. Надо сказать, что у них всё схвачено. Перед каждой камерой стоит табличка с описанием младенца. Его родословная, характер, предрасположенности к плохим привычкам и даже есть графа карьерного роста.

Я говорю Крис:

– Смотри, – указываю на камеру под номером 3256, – этот может стать приемлемым адвокатом. Но только при должном уходе.

Я подумал: такой уход точно не про меня.

Этот младенец, в камере под номером 3256, прижался к стеклу, уставившись на нас с Крис. Смотрел он долго, типа на жалость давил, вот только мы с Крис не пальцем деланные, младенческие глазки нас не проведут. Почуяв неудачу, младенец развернулся в сторону миски с едой и пополз к ней.

Я спрашиваю у Крис:

– Тебе не кажется это перебором?

– Нет. Я рассчитываю, что это поднимет наш рейтинг. И не забывай про инвесторов.

– Ага. Я не про это. Всё настолько плохо, чтобы прикрываться младенцами? Это же самое дно, разве нет?

Крис говорит:

– Всё ли плохо? Ну, если не брать в расчёт смерть одного из наших клиентов, а также массовые отписки от нас на всех платформах, падение акций и разногласия в управлении, то всё терпимо. Можешь предложить что-то своё, если у тебя есть идеи.

– Что за разногласия?

Ответа не было.

Крис опять стучит в туалет

– Нам пора. Я серьёзно.

Надеюсь пиар на младенцах окажется таким же действенным, как таблетка парацетамола.

Я вышел к стойке с микрофоном. Помимо яркого солнца, которое по-прежнему никуда не делось и бьёт по глазам, понаехали журналисты с их камерами и светом. А ещё тут куча зевак, которым плевать по какому поводу собираться. Главное собраться, сделать фотографию в подтверждение своего присутствия и уйти домой.

Я начал с того, что Koknar всегда открыт к благотворительности. Несмотря на продукт, который мы продаём, мы с удовольствием жертвуем деньги на спасение жизней. Это наша первая благотворительность. Об этом я не сказал.

Потом я сказал, что наша миссия – сделать мир лучше, а уж без детей в таком мире делать нечего. Я добавил: без счастливых и умных детей. В конце я должен был всех поблагодарить и назвать сумму пожертвования. Не смотря на то, что это моё добровольное пожертвование, тут есть минимальный порог суммы. Типа с меньшей суммой ты этим детям не поможешь, им нужна определённая. Крис сказала мне, что так работает современная благотворительность. Теперь мы обязаны помогать всем: больным детям и детям организаторов.

Я решил повременить с концовкой и воспользоваться шансом рассказать журналистам

о будущем Koknar. Крис наверняка разозлится, мы с ней так и не обговорили новые прототипы, но знаете, компания ведь моя.

– Послушайте, я сейчас кое-что скажу, а вы можете подумать, что это неуместно. Вроде как неподходящее время или типа того. Но я всё же скажу это.

Я обернулся к Крис. На её лице недоумение.

Я продолжаю:

– Скоро всё должно сложиться в пользу Koknar и тогда мы выпустим свои первые игровые станции! Вы сможете купить такие станции в любом магазине. Прототипы ещё тестируются, но они вроде как не вызывают у меня вопросов и нет причин отменять эту затею. Примерно через несколько месяцев вы сможете купить Koknar и тогда смерть будет стоять в вашей прихожей, гостиной или спальне. И вот что ещё…

Я пробегаюсь глазами по журналистам и зевакам. Замечаю своего отца.

– И знаете….

БЕРИ!

Отец хватает меня за плечо и тянет вниз.

Все смотрят на меня.

Зрение сузилось. Руки задрожали. Дыхание затруднилось.

БЕРИ ЕГО В РОТ, МАМКИН ПИЗДЮК!

УДАР!

Тянет вниз сильней, отпечатывая на моём плече след от руки.

НУ!

– Короче, да. Я всё.

Отец смотрит на меня, улыбаясь. Он облысел и обзавёлся животом. Кажется, у него висит крестик. Когда он стал религиозным?

Я схватил Крис за руку и попросил, чтобы она отвела меня к машине. Чем быстрей, тем лучше.

– Всё нормально?

– Этот уёбок там стоит.

– Кто?

– Отец.

Крис взяла меня под руку, повела к машине. Журналисты рассыпаются по сторонам. С мёртвыми лицами они задают вопросы, фотографируют меня. Что вы имели ввиду? Почему объявили об этом только сейчас? Думаете, сейчас самое время для продажи Koknar? Что на самом деле случилось с Давидом? Почему он умер? Что такое Koknar? Их вопросы как водосброс: быстрые и мощные. Крис прижала меня к себе, чтобы я не обращал внимания на журналистов и не подкашивался. Я, конечно, не слабак, но как справиться с таким?

– Почти пришли, – говорит Крис.

Путь к машине преграждает девочка в красном комбезе. Ещё у неё слишком взрослый макияж для её возраста. Мощный фиолетовый цвет помады, румяна, тени, идеально нарисованные стрелки на бровях. Такой макияж не подходит девочке. Этот макияж хорошо бы сидел на элитной шлюхе или на изголодавшейся матери-одиночке. Девочка трясёт телефоном и умоляет сфотографироваться. Говорит, это поможет раскрутить профиль в Shitogram. Ну знаете, а чем ещё заняться в её возрасте, если не приковыванием внимания? Зеваки любят внимание.

Журналисты всё ещё фотографируют меня и задают дохуя вопросов. Я же молчу. Всё это время, пока Крис вела меня к машине, я молчал. Ни на один вопрос не ответил. С чего они решили, что если вопросов будет дохуя, то на какой-то я отвечу?

Крис шепчет на ухо:

– Выдержишь ещё минуту? Нам сейчас любая положительная хрень поможет и фото с маленькой фанаткой в том числе.

Я соглашаюсь.

Девочка со взрослым макияжем просит, чтобы я присел, ей нужен хороший кадр, где она бы смотрелась выигрышно. Я сажусь.