Коко Шанель. Я сама — мода
Шрифт:
В трубке вновь раздался Мисин голос, и от ее слов Габриэль испытала чувство громадного облегчения.
— Я слышала, Игорь Стравинский с семьей живет у тебя. Как это любезно с твоей стороны. Но как ты только выносишь четырех детей в своем доме?
Габриэль улыбнулась. Раз подруга щебечет как ни в чем не бывало, значит, все в порядке.
— Я весь день в ателье, — ответила она спокойно. — Работаю. Так что дети мне не мешают.
— А он что, каждую ночь играет на пианино? И как ты спишь при этом?
Габриэль закусила губу, чтобы не расхохотаться. К счастью, Мися не могла сейчас увидеть ее лицо. Самым серьезным тоном, какой ей только удалось изобразить, Габриэль ответила:
—
— Понимаю. Да, конечно… Я тоже, — протянула в ответ Мися. Она на секунду замялась, а затем добавила: — Но как бы хороша ни была его музыка, слушать ее каждую ночь?.. Нет, я бы не смогла.
С трудом сдерживаемый смех, наконец, вырвался наружу — Габриэль от души расхохоталась, а затем, все еще хихикая, призналась:
— Стравинские сейчас живут в моем доме. Но они там сами хозяйничают — я ночую в «Ритце».
Она умолчала о том, что Игорь Стравинский вчера приходил в отель, чтобы исполнить ей свое последнее произведение — оммаж [18] Клоду Дебюсси. В одной из комнат ее номера стоял рояль. Он служил, скорее, украшением интерьера, но был, как выяснилось, вполне сносно настроен. Этот приватный концерт, разумеется, очень польстил Габриэль в ее роли меценатки и вдохновил на новые идеи. Постановкой «Весны священной» и финансовой помощью Игорю Стравинскому дело не закончится. У нее достаточно денег, и это так приятно — поддерживать людей искусства. Гораздо менее отрадным оказалось то, что Стравинский, судя по всему, привык полуночничать — в отличие от Габриэль. Он явно не спешил покидать ее номер, так что ей пришлось буквально выпроводить его, что было, конечно, весьма неловко. Проникновенный взгляд, немного затянувшееся рукопожатие, смущенные слова прощания — все это было лишь следствием того чувства благодарности, которое он испытывал. Будучи твердо убежденной в этом, она отправила его домой к жене. К себе домой.
18
Hommage — признательность, дань уважения (фр.). В искусстве — работа-подражание (и жест уважения) другому художнику, музыканту и т. п.
— Так гораздо удобнее, — объяснила она Мисе. — Мне тут хорошо, и ателье совсем радом. А то эти бесконечные поездки туда-сюда уже действуют мне на нервы.
— Променять свое поместье на жизнь в отеле — это… — Мися замялась и после короткой паузы добавила: — Занятно.
— Это удобно, — повторила Габриэль.
— Ладно, как знаешь, — проворковала Мися на другом конце провода. — Я звоню не для того, чтобы болтать о твоих гостях. — При этих словах Габриэль непроизвольно замерла. — Сегодня утром я листала каталог Друо и увидела объявление об одном аукционе, который наверняка тебя заинтересует.
— Они снова продают ширмы?
Габриэль коллекционировала китайские ширмы, покрытые Коромандельским лаком. По ее мнению, нет ничего более полезного для дома, чем Коромандельские ширмы — они одновременно служат декором, радуют глаз и запросто могут скрыть беспорядок в комнате от посторонних глаз. Одна из таких ширм даже переехала вместе с ней из ателье через дорогу в номер «Ритца», когда она там поселилась. Габриэль машинально подняла глаза от письменного стола и взглянула на стену с книжной полкой, где до недавнего времени располагался этот любимый ею предмет мебели. Даже несмотря на то, что она пододвинула туда красивое кресло, обтянутое бархатом песочного оттенка, место казалось пустым. Надо купить сюда новую ширму.
Мися
— Нет, нет, если бы они продавали ширмы, ты бы и без меня уже об этом знала! Я говорю о документах. Они продают документы, старинные бумаги…
В этот момент в дверь постучали. Габриэль накрыла телефонную трубку ладонью.
— Войдите! — крикнула она, и в дверях возникла фигура управляющей. — Одну минуту, пожалуйста.
Жестом попросив управляющую подождать, она продолжила телефонный разговор.
— Мися, мне нужно идти, давай обсудим это позже. Антикварные книги меня все равно не интересуют.
— Я же говорю, это не книги! — не унималась подруга. — Речь идет о королевских рукописях Екатерины и Марии Медичи. Старинные алхимические формулы! Эти бумаги обнаружили во время реставрации библиотеки в замке Шенонсо.
— Мися, умоляю тебя, зачем они мне нужны?
— Затем, что это наверняка как-то связано с чудо-ароматом Медичи! Если не ошибаюсь, это ведь ты хочешь создать необыкновенную туалетную воду, а не я.
Мысли роем закружились у Габриэль в голове. Стоит ли идея Миси тех денег и времени, которых требовало участие в аукционе? О Екатерине и Марии Медичи Габриэль мало что знала. Пожалуй, только то, что, управляя Францией, эти две флорентийки заметно повлияли на развитие шелковых мануфактур в Лионе и производство перчаток и парфюмерии в Грассе. Однако идеи Миси редко оказывались бесполезными. Поэтому, не вдаваясь в подробности, Габриэль спросила:
— Когда аукцион?
Следующие несколько вечеров Габриэль провела за книгами. Она раздобыла множество материалов, посвященных двум королевам, чьи бумаги выставлялись на аукцион. Сидя на диване, для удобства поджав под себя ноги, с бокалом вина на столике у лампы, она страницу за страницей изучала историю Екатерины Медичи, а затем и ее кузины Марии. Габриэль узнала, что современное парфюмерное производство берет свое начало в Италии XVI века. Именно в те времена алхимики начали смешивать ароматические масла, которые привозили из Аравии, со спиртом, а в монастырях создавались первые мануфактуры. Екатерина Медичи всю свою жизнь занималась поисками «философского камня» — своеобразного эликсира, способного победить все болезни и невзгоды. А спустя почти пятьдесят лет по приказу весьма привлекательной внешне Марии Медичи начались попытки изготовления волшебной настойки, которая подарила бы ее красоте вечную молодость. Судя по всему, никакие формулы туалетной воды с этими дамами связаны не были. Но, может быть, как раз эти обнаруженные рукописи докажут обратное и станут сенсацией?
Габриэль размышляла, смогут ли химики Франсуа Коти создать современный аромат по рецепту эпохи Возрождения, как вдруг в дверь постучали. Габриэль удивленно отложила книгу — она никого не ждала, не нуждалась в горничных, а о чьем-нибудь визите портье доложил бы ей по телефону. Она решила проигнорировать стук — вполне возможно, кто-то просто ошибся, — но тут в дверь постучали снова, на этот раз настойчивее — и мелодичнее.
Габриэль поднялась и, пройдя босиком через гостиную и крохотную прихожую, отворила дверь.
— Добрый вечер, мадемуазель Коко, — приветствовал ее Игорь Стравинский.
— Что вы здесь делаете? — не задумываясь о том, что время для визита явно неподходящее, она отступила на шаг, пропуская его внутрь.
— Мне нужно с вами поговорить.
— Что-то случилось? — встревоженно спросила Габриэль. Перед ее глазами пронеслись картины самых жутких катастроф — от болезни его детей и смерти жены до пожара у нее в доме. Однако о таких происшествиях ей наверняка сразу сообщили бы по телефону — да и Игорь был бы тогда в другом состоянии. Тревога сменилась любопытством.