Коктейль из развесистой клюквы
Шрифт:
Чуждый подобных переживаний, Мася жевал теплые оладьи в комнате, не сводя сияющих глаз с нового друга и трогательно отщипывая для крысы Лолиты аппетитные кусочки. В этой диспозиции и нашла нас приходящая няня.
— Я побежала, всем до свиданья!
Радостно кивнув нянечке, я порысила в прихожую. Путаясь в рукавах, натянула курточку, сунула ноги в кроссовки, сдернула с вешалки сумку и вылетела из квартиры, предвкушая рабочий день — достаточно долгий для того, чтобы выкроить в нем время для пары-тройки неспешных чаепитий, которые почему-то
Несуетные посиделки с чаем и бубликами в редакторской удалось организовать сразу же, с самого утра. Выяснилось, что сегодняшний выпуск информационной программы в прямом эфире будет полностью занят беседой с губернатором.
— У главы краевой администрации накопилось много чего такого, чем он хотел бы поделиться с народом с голубого экрана, — важно поведал нам Алексей Иванович.
— Неужто деньгами? — с надеждой вопросил режиссер Слава.
Директор посмотрел на него с укором, немного помолчал, потом улыбнулся и признался:
— Деньгами губернатор поделится с нашей телекомпанией. Вечерний эфир полностью оплачен из краевой казны.
— Ура! — совершенно искренне воскликнула я. Побочным, но весьма приятным следствием закупленного на корню вечернего эфира становился неожиданный выходной, обломившийся всей нашей бригаде «новостников»: две съемочные группы оставались на приколе в редакции.
— Только вы… это… не бездельничайте! — угадав причину моей радости, погрозил мне пальцем директор. — Используйте время с толком.
— Одиннадцать, двенадцать, тринадцать… Как именно? — спросил Вадик, не прерывая подсчет мелочи, которую вытряхнули на стол из своих карманов три журналиста и два оператора. — Четырнадцать, пятнадцать… девятнадцать пятьдесят!
Алексей Иванович с большим одобрением посмотрел на счетовода Вадика, занятого, несомненно, важным и нужным делом, и сказал:
— Вы… это… хвосты всякие подтяните!
Всякие хвосты ассоциировались у меня исключительно с крысой Лолитой. Дождавшись, пока директор выйдет из редакторской, я в красках рассказала коллегам о нашем утреннем шоу с грызуном. Мы посмеялись, а потом Вадик требовательно сказал:
— Кстати, о грызунах. Дайте кто-нибудь еще пятьдесят копеек.
Мы немного помолчали, осмысливая сказанное и пытаясь найти мистическую связь между грызунами и копейками.
— Тогда хватит на пять бубликов, — нетерпеливо пояснил Вадик, явно раздраженный нашей тупостью.
С хлебобулочными изделиями у грызунов, конечно, было что-то общее, и мы вздохнули с облегчением. Оператор Леша щедро бросил в протянутую ладонь Вадика пять десятикопеечных монеток, и Вадик без понуканий унесся в булочную. Леша закрыл глаза и погрузился в медитацию. Журналистка Наташа и редакторша Любовь Андреевна завели сугубо женский разговор о какой-то ерунде, за которой Любовь Андреевна собиралась по-быстрому смотаться на ближайший
Милый дамский треп велся приглушенными голосами, ибо имел своей темой нечто интимное. С самого начала собеседницы перепутали предметы речи: уж очень похоже звучали названия прокладок «Олвейс» и колготок «Омса».
— Как ты думаешь, Наташенька, какой размер мне нужен? — сросила Любовь Андреевна, смущенно оглядывая свои бока.
— Размер? — удивилась Наташа, полагающая, что речь идет о прокладках.
— Ну, да! — кивнула Любовь Андреевна. — Ты себе какие берешь?
Крутобокая пышная Наташа слегка зарделась и бросила быстрый взгляд на Лешу. У того был совершенно отсутствующий вид: оператор явно блуждал где-то в астрале.
— Макси, — прошептала Наташа.
— Макси, — повторила Любовь Андреевна. — А они прочные?
По лицу Наташи было ясно: прежде она не предполагала, что гигиенические прокладки можно оценивать по такому критерию, как прочность.
— Вполне, — сдержанно ответила она.
— Не порвутся после стирки? — продолжала волноваться Любовь Андреевна.
— Вы их что, стирать собираетесь?! — изумилась Наташа.
Я тихо хрюкнула, давясь смехом.
— А как же?! — в свою очередь, удивилась Любовь Андреевна. — Денек поносила — и в стирку! Ты разве грязные носишь?
Наташа густо покраснела.
— Я новые беру, — тихо прошептала она.
— Каждый день — новые? — не поверила Любовь Андреевна. — А старые куда же?
— Выбрасываю, — призналась Наташа, глаза которой на малиновом от смущения лице блестели слезами, как росинки на помидоре.
Я почувствовала, что еще пара фраз — и я тоже разрыдаюсь от смеха.
— Но это же дорого! — воскликнула экономная Любовь Андреевна. — Наталья! Ты жуткая транжира!
— Я думала, что они одноразовые, — попыталась оправдаться Наташа.
— Одноразовые колготки? — переспросила Любовь Андреевна.
В комнате повисла тишина, прерываемая только безмятежным сопением медитирующего Леши.
— Вы, вообще, о чем говорите? О колготках? — осторожно поинтересовалась Наташа.
— «Омса», — с достоинством подтвердила Любовь Андреевна.
Наташа глубоко вздохнула, закрыла лицо руками и всей грудью рухнула на столешницу. Из-под ее пальцев на ламинированное покрытие густо закапали слезы.
— А она говорила про прокладки «Олвейс», — объяснила я встревоженной Любови Андреевне, видя, что Наташа не способна произнести ни слова.
Редакторша тоже покраснела и повторила пантомиму журналистки.
— Ну, где чай? Я уже бублики принес! — завопил Вадик, врываясь в редакторскую.