Кольца Джудекки
Шрифт:
Потом происходит нечто. Лицо Ивки исказила гримаса боли. Дальше она пошла, подняв пустые, обреченные глаза и хватаясь руками за живот в едином для женщин всех миров жесте.
За спиной Ильи раздался шорох. Ивка глянула в ту сторону и мгновенно прекратила свой рассказ, вновь превратившись в надломленную статуэтку. Больше она ничего не показала, виновато улыбнулась и ушла на кухню.
В дверях стоял Мураш. Лицо такое - у гостя ком стал в горле. Мураш, однако, сморгнул и быстро нагнал на себя привычное, тупо выражение.
– Сколько раз забелить эту стенку собирался. Не дает. А сама засмотрится и -
– Где все это происходит?
– В голове у нее, - отмахнулся Мураш.
– Где еще. И не спросишь, ведь.
Ивка вышла из кухни, махнула им рукой.
– Есть пошли, - уже совсем спокойно пробасил хозяин.
Вместо привычной каши со щупальцами, их ждала миска зеленого студенистого варева.
Одуряюще пахло грибами. Была и каша, но не надоевший до тошноты рис, а некий аналог проса. По поверхности дымящейся горки расплывался желтый масляный кусочек.
– Ешь, давай. Чего набычился?
– подбодрил Мураш.
– У нас без отравы.
Ивка сидела напротив, с улыбкой наблюдая, как едят мужчины. Трапеза несколько затянулась. Илья уже третий раз доскребал свою миску. Будто сто лет не ел.
– Три ж дни пролежал, - пояснил Мураш.
После еды слегка поплыла голова. Но Донкович, не обращая внимания на слабость, решительно поднялся из-за стола. Поклонился Ивке. Та хихикнула, прикрыв лицо ладонью, потом, стремительно обернувшись, достала с грубого комодика его блокнот.
Чистых листочков там оставалось еще достаточно. Она прижала его к себе как ребенка, даже побаюкала. По лицу Мураша, как давеча промелькнуло затравленное выражение.
Илья все понимал, а по тому не хотел задерживаться в этом, таком надежном и одновременно ненадежном доме дольше необходимого. Уже в коридоре, в потемках, ожидая пока хозяин отопрет тяжелый притвор, он тихо, будто Ивка могла услышать, проговорил:
– Красивая у тебя жена.
Мураш бросил свое занятие, обернулся к Илье и прохрипел:
– В самое больное место они меня бьют. Трехглавый… У-у-у! От него все. Не могу я ее отдать. От нее ж в три дни ничего не останется. По кускам разнесут.
– И не надо отдавать. Мне все равно не отсидеться. Захотят, со дна реки достанут.
А ее жаль. Кто такой трехглавый?
– спросил он, когда тот вновь занялся дверью.
– Алмазов.
О трех головах в славянской мифологии гулял владыка подземного царства. На него г-н Алмазов, хоть убей, не тянул. Мелковат был для темного символа. Скорее - пристебай у трона.
Последний праздный в общем-то вопрос сам вылез на язык:
– Мураш, что за стеной?
– Известно что - море.
– Люди там.
– Знаю.
– Сам не бывал?
– Оттуда не возвращаются. У моря, говорят, весь берег гадами кишит. Если кто и проявился по ту сторону, уже съели, должно.
Кстати, вполне приемлемое объяснение. Если человек проявился, имея в руках ракетницу, что он станет делать в незнакомом, опасном месте, да еще под стеной, за которой вполне возможно, живут люди? Естественно, попытается привлечь к себе внимание. И все! Остальное - фантазии, дело наркотика, которым Илью травили.
Глюки. Сомнения, конечно остались. Только сейчас он мог засунуть их себе в неудобьсказуемое место и там забыть. Живым бы
Напоследок Мураш протянул ему маленький, старомодный кошель, затянутый веревочкой.
– Возьми. У тебя ж ничего нет. Так хоть несколько дней продержишься. А там и работа какая-никакая приспеет. Схоронись пока, хоть, вон в тех домах, - он махнул в сторону черных, нежилых кварталов.
– Никто за тобой туда не потащится.
Надежда, что его оставят в покое, оказалась тщетной. За поворотом улицы, на углу, топтался, поигрывая кистенем, Ивашка. Похожая на детскую игрушку гирька, вылетала из рукава и пряталась обратно. На вид - легкий безобидный шарик. Однако такой милой игрушкой вертухай вполне мог вынести Илье мозги. Встал тоже грамотно, в тени. Мураш опасности не заметил, простился с гостем и запер дверь, оставив Илью один на один с лядащим психопатом.
Ладно, хоть не шатало, не тошнило, но усталость, утомительное желание сесть или лечь и не двигаться, еще сохранялись. Одно он знал твердо - назад не повернет, не поставит под удар хрупкую женщину. Да и что толку возвращаться? Его рано или поздно вышелушат из Мурашова дома, как рака из панциря, а надломленную фарфоровую статуэтку тогда уже доломают в пыль.
Пошел. Колени предательски подрагивали. В мышцах угнездилась ватная мягкость.
Случись, убегать - не сможет. На подгибающихся ногах далеко не ускачешь. Ивашка приближался. Гирька в очередной раз ускочила в рукав. Какой все же добрый человек Иосафат Петрович! Свое тайное оружие для дела не пожалел. Или Ивашка сам сообразил? Уже не важно. Вертухай раскорякой двинулся в сторону Ильи.
– Свиделись, - нараспев заголосил бандит.
– От, радость-то. Ну, иди сюда, тля.
Ща я с тобой без посторонних поговорю.
Илья остановился. От позорного страха самому стало так противно - вот-вот вывернет. И тут накатила злость. Не она бы, наверняка не заметил бы круглого камня, как раз по руке, что вывалился из кладки и мирно лежал у стены. Не размышляя, Илья подхватил его и без замаха пустил в лоб Ивашу.
Вначале показалось, что удар пришелся вскользь, и ничего хорошего из его порыва не вышло, но потом парень начал заваливаться в бок. Он мягко и, почему-то очень долго падал, пока голова ни бумкнула по брусчатке, чтобы уже не подняться.
Мгновенно вернулся страх. Убил? Илья подошел, наклонился, пощупал пульс. Ни черта ему не сделается. Тут - как в старом анекдоте: были бы мозги - вылетели бы нахрен. Отлежитси бравый вертухай, еще злобы нагуляет и опять пойдет ловить незадачливого дохтура.
Мешкать возле поверженного противника Донкович не стал, развернулся и побежал в сторону темных каменных коробок. Как ни противилось все внутри при мысли, что в одном из этих домов-гробов придется провести ночь, решил: еретерпит.
Дальше, дальше. Пока ни один из домов Илью не устраивал. Там еще было слишком близко от людей, здесь - стены зияли отвратительными провалами, похожими на глазницы черепа. У следующего - завален вход, а подтягиваться на руках и лезть через окно Илья не хотел, да и не смог бы. Мелькнула горбатенькая площадь со старым римским колодцем. Беглец прижался к стене и выглянул из-за угла. Стражник мирно дремал, прикорнув у плиты. Илья на цыпочках проскочил переулок и пошел шагом. На бег уже не осталось сил.