Колчаковщина (сборник)
Шрифт:
Щелкают кедровые орешки. Между яркими группами молодых девушек — зелеными и желтыми, голубыми и красными — шныряют звонкоголосые ребятишки.
Снизу медленно поднимается большой пароход.
— Гляди, гляди, пароход, однако.
Десятки загорелых, обветренных рук тянутся к глазам, строят из ладоней козырьки.
— Никак «Комерсант»?
— «Комерсант» и есть.
Пароход все ближе и ближе. Уж виднеются гуляющие на верхней палубе пассажиры. На капитанском мостике, как большой снежный ком,
— Ти-ха-ай! Сто-оп! Трави носовую! Э, черт, держи причал!
Бросили сходни. По бокам сходней тотчас же выросли два милиционера.
— Приготовь документы!
Толпа ринулась с парохода.
— Гляди, гляди, китаезы!
Их было трое. Один большой, широкоплечий. У него блестящая черная коса ниже колен. Двое других поменьше, оба стриженые, круглоголовые. На всех узкие синие кофты, широкие синие штаны, подвязанные у щиколоток. На ногах мягкие остроносые, с толстой войлочной подошвой туфли. За спиной у китайцев по большому холщовому тюку. Двое стриженых гнутся под их тяжестью, а высокий будто подушку пуховую на спине держит, а не тюк пятипудовый.
На пристани китайцев густо обсыпали мужики и бабы, парни и девки. Смешливая любопытная детвора продирается вперед, чуть не под ноги китайцам.
— Ходя, ходя, че продаешь?
Китайцы улыбаются узкими щелками глаз. На смуглых желтых лицах светлыми бликами играет солнце.
— Моя не плодаешь. Моя квалтила нада.
— Бабоньки, коса-то, коса-то!
— Гляди, всамделишная!
Щупают косу китайца, осторожно дергают, — может, обманная, привязанная.
— Вот бы вам, девки, такую.
— Хо-хо-хо!
— Хи-хи-хи!
Высокий китаец поблескивает веселыми огоньками глаз, сверкает ровными белыми зубами.
— Твоя коса, моя коса, ты мадама, я нет мадама.
Толпа грохает дружным хохотом.
— Ах, лешак те задави!
— Хо-хо-хо!
— Хи-хи-хи!
— Шутник, однако, язву ему в бок!
Китаец оглядывает толпу.
— Моя квалтила нада.
— Фатеру? Где ж те, ходя, фатеру найти? Отвести их к Лыскину Якову, у него изба просторная и квартиранта завсегда держит.
Мальчишки гурьбой бросились проводить китайцев к Якову Лыскину. На улице китайцев догнали милиционеры, проверявшие на пристани документы.
— Стой, ходя! Иди за нами!
Китайцы остановились.
— Моя квалтила нада.
— Что вы за люди? Идем в волость!
Китайцы полезли было за документами. Один из милиционеров сердито махнул рукой!
— Ты мне документы не суй! Может, они у те подложные. Идем в волость!
Мальчишки всей гурьбой тронулись за китайцами.
— Вы куда? Кшишь! — погрозил милиционер.
Ребятишки отбежали в сторону и пошли за китайцами
Привели китайцев в волостную управу.
— Вот, старший, китайцев пымали, думаем, не шпиены ли.
Старший милиционер принял важный начальнический вид, сурово сдвинул брови.
— Паспорта смотрели?
— Смотрели.
— Ну?
— Да кто их знает, будто в порядке.
— Покажьте мне.
Китайцы поспешно подали документы. Старший стал вполголоса читать:
— Китайские подданные: Сун-Сен, Кванг-Син-Юн, Шуан-Ли… Да, гм… Правильные документы, торговать разрешается…
— А может, в узлах что, — многозначительно посмотрел на старшего один из милиционеров, — китайцы народ продувной, посмотреть бы в узлах-то.
Старший задумался.
— Гм, да… Ну-ка, ходя, развязывай.
Китайцы присели на корточки, развязали узлы. Милиционеры долго рылись в хрустящих полотнах, в пересыпанных блестками шелках, в шелковых сарпинках, шарфиках. Отобрали каждому по шарфику, по паре белых с широкими прошивками наволочек, по три пары носков, по паре мохнатых полотенец.
— Ну, иди, купеза, торгуй… Не возбраняется.
Китайцы связали узлы, взвалили себе на плечи и вышли. Сун-Сен спустился с крыльца волостной управы, остановился, задумчиво посмотрел на равнодушные лица товарищей, покачал головой и сказал негромко:
— Не холосо!
Кванг-Син-Юн кивнул:
— Не холосо!
Оба вместе посмотрели на Шуан-Ли. Шуан-ли оглянулся на волость.
— Сволоць!
Из волости вышел один из милиционеров с узелком под мышкой. Добродушно улыбнулся китайцам.
— Слышь-ка, ходя, ступай к Лыскину Якову, у него фатера есть.
— Квалтила нада, — равнодушно сказал Сун-Сен, поправляя на спине узел.
— Ну вот, и пойдем со мной, покажу где, мне все одно по пути.
С пароходом «Коммерсант» вернулся в Сизовку ходок Иван Бодрых.
Собрался у волостной управы народ, вышел Иван на высокое волостное крыльцо, стукнул могучим кулаком по крылечным перильцам.
— Шабаш, братцы, бунтовать надо!
— Пошто?
— По старому повертывают, все земли помещикам!
— О?!
— Ну?!
— Культурное, говорят.
Шумным прибоем расплескались мужичьи голоса. Тесно сгрудились вокруг Ивана.
— Это Кардинское-то культурное? Да что они там самогону облопались! Пашем мы, сеем мы, всю работу как себе, так и ему.
— Я и говорю в управе земельной, — пашем, говорю, нашими лошадьми, нашей орудьей, как себе, так и ему. И урожай, говорю, как у нас, так и у него. Бывает и лучше, бывает и хуже, смотря по земле, какая земля, да по времю еще. Нельзя, говорят, культурное у Кардина именье, по закону нельзя, порядок надо.