Кольцо князя-оборотня
Шрифт:
– Ага.
– Совершенно верно. Сначала занимались, потом ужинали, потом снова занимались сексом, потом принимали ванну, потом опять ужинали… Или нет, не так, сначала перекусили, потом в ванну… Впрочем, я не уверена.
– А после ванны снова?!
– Ага. Потом спать легли, а там уже и утро.
– Да вы что, издеваетесь надо мной?!
– Как можно! – почти искренне удивилась она. – Я просто хочу исправить недоразумение!
– Кто-нибудь может подтвердить? – У Васютки не осталось сил сражаться с ней. Да и было бы за что сражаться, Альдова
– Скажите, Игорь Иванович, а вы, когда сексом занимаетесь, всегда свидетелей приглашаете?
– Нет, черт побери! Свидетелей я не приглашаю! Зато, Анастасия Филипповна, я знаю, что полагается за дачу ложных показаний!
– И что? – Похоже, Васюткины крики она пропустила мимо ушей, и это ее равнодушие заводило еще больше.
– Срок! Тюремный срок!
– Что ж, справедливо. Игорь Иванович, я рада, что вы настроены столь решительно и люди, оклеветавшие моего супруга, понесут заслуженное наказание.
– Какое наказание?
– Ну, вы же сами только что про тюремный срок говорили. Это справедливо, Егор невиновен, а тот, кто утверждает, будто видел его у… «Суданской розы»? Да? Так ведь гостиница называется?
– Да.
– Вот, эти люди – врут, а следовательно, дают ложные свидетельские показания. – Последние два слова она выговорила медленно, точно пробуя на вкус, по всему, вкус ей понравился, в черных глазах блеснул бесовский огонек, а губы тронула улыбка. – Я надеюсь, вы разберетесь…
– Обязательно.
Игорь готов был разобраться с чем угодно, только бы эта ведьма убралась наконец из его кабинета. Она убралась, а Васютка еще долго проветривал кабинет, пытаясь изгнать из родных стен сладкий запах ее духов.
К вечеру Васютка уже не был столь уверен в виновности подозреваемого. Более того, он склонялся к мысли, что Альдова придется-таки выпустить. И дело не в его супружнице, прилетевшей выручать муженька, дело в показаниях свидетельницы, которая утверждает: Альдов явился после двенадцати. А Ромашев клянется, что Кусков отдал концы до полуночи.
Но кто тогда?
Неизвестная женщина? В этом деле одна женщина, та, что любит серебристый мех и сладкие духи…
Альдов новость о своем освобождении воспринял с подозрительным спокойствием, потер заросший щетиной подбородок и буркнул нечто невнятное. Будем считать это изъявлением благодарности.
За ужином Луковскому мерещилось, будто все вокруг знают о предстоящей дуэли. Знают, но молчат, а в глазах – одобрение. Но кого они одобряют? Алексея или его, Федора? Он честно пытался объясниться с Алексеем, нашел его в бильярдной, долго и нудно рассказывал про свое беспокойство и случайную встречу, про то, что Элге верна супругу, про то, что Федор, коли уж выздоровел, уедет.
А князь слушал и кивал головой: то ли верил, то ли нет.
– Я все
– Из-за проклятия?
– Волки зовут. Нельзя было охотиться. Мой отец никогда не охотился на волков сам, нанимал кого-то, а я решил, что вырвался из этого круга, понадеялся на нее. И убил. – Алексей налил вина в кубок, но рука дрогнула, и на столе образовалась темная лужа.
– Кровь. Закрою глаза – кровь. Открою – тоже кровь. Сплю – снова она. Тянет. Плохо мне. Скорей бы уж, сил никаких не осталось. Ты завтра постарайся, чтобы сразу. Чтобы не мучился.
Только сейчас Луковский заметил, насколько ужасно выглядит его собеседник. Князь за эти дни постарел не на годы – на столетия, он поседел, совсем как тот, убитый на охоте, вожак, щеки ввалились, глаза светились сумасшедшим желтым огнем. Волчий князь. Волколак. Безумец. Больной.
– Печать не защитила… раньше помогала как-то, а теперь вот нет, еще немного, и совсем с ума сойду.
– Я не буду драться. Ты болен. Ты поедешь с нами. В Петербурге хорошие врачи, а лучше всего – за границу. Отдохнешь…
– Врачи… – горько улыбнулся Алексей. – Когда-то я на них надеялся. Только не помогут врачи, она отреклась, а остальные… К черту остальных!
Кубок полетел в стену. Князь, обхватив голову руками, тихо спросил:
– За что мне это?! Ты… Ты поможешь. Иначе придется самому, а это грех. Поклянись, что не бросишь их… матушку, сестру, Элге. Она тебя по-прежнему любит. Не обижай ее. И Ядвигу не обижай.
– Клянусь.
Желтые глаза князя на миг потухли.
– Завтра. Через час после рассвета. У ведьминой хижины. Хорошее место.
– Хорошее, – согласился Федор.
Достаточно хорошее для того, чтобы умереть.
Охотник
Отпустили? Этого Егор никак не мог понять. Нет, конечно, возражать он не собирался, более того, обрадовался несказанно, ибо одно дело думать, лежа на родном и чистом диване, и совсем другое, когда под тобой вместо дивана – жесткие узкие нары. А еще воняет хлоркой, и стены давят, поэтому все мысли вертятся вокруг родимой квартиры да Настасьи. Альдов надеялся, что она не натворит глупостей и не исчезнет. Альдов приготовился сидеть долго – кто знает, как скоро говорливый следователь отыщет настоящего преступника, да и станет ли вообще искать. Егор настраивался на долгие разговоры-допросы-угрозы, однако Васютка – смешная фамилия у этого мента, – недовольно нахмурившись, махнул рукой на дверь и объявил: