Кольцо с тремя амурами

Князева Анна

– Насколько я поняла, Олег Роев был совершенно автономным решальщиком.

– Так и было, – кивнул Арзамасцев. – Но мне тогда хотелось подстраховаться.

– Вы сказали, что вход в хранилище круглосуточно охраняли. Что это значит?

– Ну, во-первых, там постоянно дежурили два солдата, кстати, с оружием. В определенное время они сменялись. Во-вторых, не забывайте, что хранилище находилось в пределах хорошо охраняемого подземного завода, и там тоже было несколько рубежей охраны. Если кто-то хотел спрятать свои секреты, лучшего места было не найти.

– Вы

сказали, что Роев бездельничал.

– И не откажусь от своих слов. Я видел, как ему было скучно. В гостинице работала подруга моей жены. По ее словам, он постоянно сидел в своем номере. Выходил, конечно, но редко. Кстати, ему предоставили служебную «Волгу», что по тем временам было нонсенсом.

– С водителем? – спросила Дайнека.

– Нет, он водил ее сам.

– Подруга вашей жены не рассказывала – его кто-нибудь навещал?

– Вас, конечно, интересует, не приходила ли к нему та самая девушка? – задал встречный вопрос Арзамасцев.

– Да, – подтвердила Дайнека.

– Об этом я ничего не слышал. – Старик замолчал, и Дайнека увидела, что он нервно прошелся узловатыми пальцами по пуговицам своей рубашки, словно проверяя, все ли застегнуты. – Однажды мне пришлось у него побывать. Хорошо помню, мы ждали спецгруз и предстояла разгрузка. Мне требовалось согласовать замену рабочего. Мобильников тогда не было, и я отправился прямиком в гостиницу. Как сейчас помню, дело шло к вечеру. Дежурила подруга жены, она пропустила меня безо всякого документа. Я поднялся на третий этаж, нашел его номер, постучал, но мне не ответили. Дверь была не заперта, и я зашел. Роев стоял в дальней комнате люкса и смотрел в окно. Он был так поглощен этим занятием, что не заметил моего появления. А когда увидел меня, у него было такое лицо, будто я застал его за чем-то… – Валерий Васильевич умолк, подбирая нужное слово, – за чем-то сугубо личным. Настолько личным, что он ни при каких обстоятельствах не стал бы этим делиться.

– Вы не заметили, куда он смотрел? – поинтересовалась Дайнека.

– Нет. Он отошел от окна, и мы заговорили о нашем деле. Тогда я понял… нет, скорее почувствовал, что ему невыносимо одиноко здесь, в чужом городе. Он был словно заложник.

– Значит, спецгруз четырежды привозили и никуда не увозили?

– Почему же… За день до смерти Роева все увезли. Кстати сказать, неожиданно для меня.

– Как он смог без вашего разрешения?

– Не забывайте, у Роева было право подписи и печать. Так что он делал все, что хотел.

– Получается, он отправил весь груз, после чего застрелился?

– Именно так. Только я не уверен, что самоубийство было связано с этой отправкой. По-моему, у него просто съехала крыша.

– Вы не знаете, куда отправили груз?

– Меня никто в известность не поставил.

– Что было потом?

– Потом из министерства пришла бумага, и все стали ждать комиссию из Москвы. Приехали быстро и сразу – в хранилище.

– Хранилище № 20?

– Да. – Старик закивал головой. – Приехали, зашли в помещение, долго сидели. Потом, когда

вышли, велели замуровать вход.

– Зачем? – оторопела Дайнека.

– Не знаю, – пожал он плечами и снова заговорил: – Справедливости ради, замечу – это обычная практика. Там ведь, в горе, нарыли дырок без счета. И если какое-то помещение становилось ненужным, вход в него просто закладывали кирпичом, и больше оно не использовалось.

– Значит, никакого Средневековья? – улыбнулась Дайнека.

– Никакого, – ответил старик.

– На этом дело закончилось?

– Какой там! – Арзамасцев энергично махнул рукой. – Потом долго разбирались: кто грузил, куда отправлял. Документов Роев после себя никаких не оставил. Что там у них приключилось, не знаю. К нам тогда кагэбэшников понагнали. Раз по десять опрашивали. А что я могу рассказать? Меня от этого хранилища отстранили еще в самом начале.

– Вход замуровали… Документов никаких не нашли… – Дайнека задумчиво посмотрела на старика. – Странное дело. И все-таки, что же было в этом хранилище?

– Мужик, который работал у Роева на погрузке, рассказывал, что весь груз поступал в ящиках. Ящики были разными по весу и по размеру, но все опломбированы. Маркировка – латинская буква с трехзначным числом. Однажды один ящик сорвался с вилок электропогрузчика и развалился…

Дайнека резко придвинулась.

– Что там было?

– Коробки из пенопласта.

– И только-то… – она разочарованно отстранилась.

– Несколько коробок раскрылось, из них выпали и раскатились небольшие предметы. Роев велел грузчику немедленно покинуть хранилище, пока он сам соберет и упакует ящик.

– Сам?

– Своими руками, – Валерий Васильевич прикоснулся к груди. – Что-то разволновался… Слава! Принеси мне тонометр, он лежит на тумбочке у кровати.

Вячеслав ушел в соседнюю комнату и вернулся оттуда с измерителем давления. Только сейчас Дайнека заметила, что старик раскраснелся.

– Так и есть… Сто семьдесят на сто десять, – он снял надувную манжету. – Ну, на этом закончим. Пойду пить лекарства.

Во дворе кораблевского дома Дайнеку перехватила Надежда. Казалось, она специально поджидала ее на лавке.

– Пожалуйста, ты только не обращай никакого внимания.

– Что-то случилось? – с тревогой спросила Дайнека.

– Ничего. Просто отец опять срезал цветы и принес твоей матери. Соответственно, моя мать закатила скандал.

Дайнека села на скамейку.

– С этим пора что-то делать. Ты не говорила ему, что мама не любит мужчин?

– Нет… Как-то неудобно отцу – такое.

– Тогда давай я скажу. – Она встала и пошла к крыльцу. Потом обернулась: – Где он сейчас?

– На втором этаже, в своем кабинете.

На кухне грохотала посуда. Казалось, еще чуть-чуть, и Мария Егоровна все там перебьет. Дверь в комнату матери была плотно прикрыта. Все это только усилило напряжение, которое и без того ощущала Дайнека. Зайдя в кабинет, она спросила чуть громче, чем следовало: