Кольцо Сатаны. (часть 2) Гонимые
Шрифт:
Берлавский с трудом поднялся. От первого блока теплиц скоро шел Хорошев. Не здороваясь, спросил Берлавского:
– Что вы дрожите? Непривычная ситуация? Идите досыпать. Идите. Мы как-нибудь разберемся.
Кивнув Сергею, главный пошел в конторку.
– Там же никого, — сказал Сергей.
– А нам никто и не нужен. Дождемся шести и позвоним начальнику совхоза. Если кто и способен что-то предпринять, так это он, чекист. Живем, как на вулкане. Строим свои планы, на что-то надеемся, а тут приходят, руки за спину и пожалуйте с нами… Сегодня двух, а завтра кого? И сколько по их разнарядке?..
Чувствовалось, что Хорошев вне себя, говорил он раздраженно,
Начальник совхоза появился скоро после звонка, молча выслушал короткий рассказ, схватился было за телефон, но тут же встал.
– Нет, это не телефонный разговор. Попозже пойду к майору Тришкину в райотдел. Это их работа. Что-то у вас на агробазе неладно. Дыма без огня не бывает…
Пока он выяснял, из райотдела позвонили в совхоз и приказали передать Морозову, чтобы явился. Сергей с упавшим сердцем все-таки сходил домой, попил чай, объяснил Оле, что «ЧП» в теплицах, все уладили. И ушел с похолодевшим сердцем. Сидел чуть ли не час в полутемном коридоре, о чем только не передумал. Страх, тот самый страх, вроде бы изгладившийся, ушедший, родился снова, он сковывал, как и в тридцать седьмом, когда его впервые заперли в камере. Вызвал его следователь Овчинников, старший оперчек. Романов как-то показывал на него: «Тот еще чекист…».
– Морозов? — и оглядел с ног до головы. — Заходи, Морозов. Вот сюда садись, потолкуем. Ты не баптист, случаем? Нет? А не куришь. Ну, конечно, верующий. Чего молчишь? На вопросы следователя надо отвечать. Так вот… Как же это у тебя под носом действовала секретная церковь? Свои грехи отмаливал там?
Этот тон, усмешка, намеки вывели Сергея из себя.
– Вы либо сон плохой видели, либо начитались детективов. Какая еще церковь, да под боком? У меня под боком агробаза, которая вас кормит, у меня дел по горло, а я сижу и бред какой-то слушаю. Объясните русским языком, без всяких этих…
– Ты мне не указывай, что делать, — уже другим тоном отозвался следователь. — Как-нибудь семь лет… Ладно, начнем сначала. Дениса Ивановича Волошина знаешь?
– Отлично знаю. Жестянщик совхоза, мастер. Жестяная недалеко от моего дома.
– Бываешь там?
– Ну, а как же. Дела. И старик он приветливый.
– О чем же разговоры?
– О ведрах-лейках. О железе, которого не хватает. О желобах в теплицах, словом, о работе.
– На жизнь он не жаловался?
– Нет. Не в забое все же. И не в зоне. Летом ночует в мастерской. И производству польза, всегда под рукой.
– Ну, о войне-то разговаривали, конечно?
– Представьте, нет.
– Могли бы и о даровании победы помолиться. Называется молебен.
– Какой еще молебен? — Сергей вспыхнул. Отец Денис однажды пел молебен, точно.
– А чего зарумянился? Врешь ведь.
– Вы вот что… Я выдумывать для вас сказки не намерен. Других ищите.
– Ну-ну, найду и других. Вдруг укажут на тебя? Какое-то время Орочко жил с тобой? Ты знал, что они с жестянщиком друзья?
– Орочко от зари до зари в поле. Проверка термометров на площадке. Топографическая съемка.
– Знал, что они дружили? Отец Денис общительный человек.
– Почему отец Денис?
– Потому что он поп, священник. Тоже не знал? И Орочко не говорил?
– Нет. Может, и Орочко священник? И начальник совхоза? Кто их знает?
– Пошути, пошути. Жили вместе и все молчком. Странная жизнь. По утрам не крестился он?
— Не замечал. Стеснительный интеллигент. Да и разница в возрасте… За что же вы
– Ты больно остер на язык, Морозов. Смотри, как бы не загреметь… Итак, к делу. Возле тебя, в дружбе с тобой два антисоветчика. Они вот тут, за стенкой, по камерам сидят. А ты передо мной. Вот бумага, вот перо, выкладывай все, что знаешь об арестованных. И как они молились, пели. И как к ним ходили, кто ходил. А вот эти листы — протоколы допроса, подпишешь сейчас, при мне.
И зачем-то вышел. Но в кабинете сразу же возник младший лейтенант, сел с книгой в руках, все поглядывал на Морозова.
Уже прошедший эту «школу», Сергей не спеша читал протокол, жирно вычеркивал все, что прибавил от себя следователь. И расписывался. Три листа. На последнем приписал: «Знаю Д. И. Волошина и А. А. Орочко как отличных работников, они хорошо помогают сельскому хозяйству Дальстроя. Прошу разобраться в недоразумении и вернуть их на работу».
Больше ему делать было нечего. Успокоившись, стал поглядывать на своего сторожа, взгляды их встретились и оба улыбнулись. Но младший лейтенант тотчас вспомнил о службе, нахмурился и уткнулся в книгу. А Сергей смотрел в зарешеченное окно, там был двор и проволока, а за ней ярко-зеленое поле капусты. Тот еще натюрморт. В клеточку…
Вошел Овчинников, облизывая губы. Видно, пообедал. Просмотрел листы, нахмурился.
– Приписка-то зачем? Она для них, как мертвому припарка.
– Истины ради. Бьете совхоз по больному месту.
– Выдержит. Не таких брали. И ничего, живем. Ладно, пока можешь быть свободным. Потребуешься — вызовем.
Сергей шел домой, как побитый. Годы проходят, война, голод, каждый старается работать за двоих, лежат под пулями, копают золото, а в этих сволочных организациях ничего не меняется! Все то же, как в тридцать седьмом. Те же кадры, будь они прокляты! Стражи революции, а в сущности палачи и шкурники, занятые сочинением «врагов народа» и успешно избегающие фронта.
Боже мой, что сейчас переживает Оля! Ведь ищет его, никто не знает, где он, что с ним! И Сергей побежал, чтобы скорей добраться до телефона и позвонить на агробазу. Скорей. Скорей!
Позвонил из клуба с полдороги. Трубку взяла Оля. Она сидела в конторке, ждала.
– Ты? Откуда? Где пропал?
– Иду, иду, не волнуйся. В управлении был, задержался. Голоден, как крокодил…
И услышал вздох облегчения. Гудки. А сама плачет, наверное. Уже кто-нибудь сказал о происшествии.
От клуба он шел спокойно, пока не вспомнил о допросе снова. Кто же проследил и выдал двух стариков? Какая мерзость у них на агробазе скрывается?! Кто? Пока это не будет выяснено, покоя не жди. Он перебирал в уме всех, кого видел в мастерской Дениса Ивановича. Вспомнил прораба совхоза, моложавого техника-строителя. Видел он его с Денисом Ивановичем, сидели на берегу ручья, свесив ноги к воде, жестянщик что-то доказывал, а прораб кивал и слушал. Увидел Морозова, вскочил, отряхнул брюки и быстро ушел. Что за человек? Уж не его ли работа? Кто еще? Зина Бауман? Она вне подозрений. Да, еще Берлавский. Конечно, знал, кто такой Денис Иванович, о дружбе Сергея Ивановича с Орочко тоже знал, но не может же он… И тут ему вспомнились слова Хорошева о страхе. «Трусливые могут стать исполнительными и во всем другом, что прикажут с угрозой». Берлавский чаще всех бывал в жестяной мастерской, мог слышать пение, сходное с церковным, этого уже довольно для доноса. Спросить у агротехника прямо? Он тут же «заложит» и Морозова. В конторе плановик сказал: