Кольцо

Каммингс Мери

Только один раз Нэнси попыталась взять себя в руки — с судорожной, неестественной улыбкой, стараясь не гля­деть на мать, начала рассказывать что-то про говорящих попугаев. Но не прошло и минуты, как Алисия с шаловли­вой гримаской маленькой девочки, скрывающей какую-то смешную тайну, поднесла руку к плечу и пару раз согну­ла крючком палец. Замолчав на полуслове, Нэнси сжалась и уткнулась в свою тарелку.

Ник не понял, в чем дело. Наверное, Алисия прочита­ла это на его лице, потому и рассмеялась:

— Котинька, ну можно, я скажу Нику?! —

И, не дожида­ясь согласия Нэнси, начала весело объяснять: — Моя глу­пышечка до сих пор часто сутулится — и страшно обижа­ется, когда я ей делаю замечание при людях. Так вот, я вместо этого ей просто показываю пальчиком — «гор­бик, горбик!», — снова сделала тот же жест, — это у нас такая семейная шутка! Правда, смешно?!

Судя по застывшему лицу Нэнси, той было вовсе не до смеха. Через несколько минут она положила вилку, сказала:

— Ник, извини, я пойду к себе. У меня очень болит го­лова, — встала и вышла.

Появившийся вскоре Бен забрал тарелки и принес кофе — все это молча, с непроницаемым лицом. Нику по­казалось, что во взгляде его мелькнуло осуждение (инте­ресно, с какой стати?!).

Ему до смерти хотелось как можно быстрее отправить гостью спать — и остаться наконец одному. Но не тут-то было! Алисия, изящно отставив пальчик, выпила ча­шечку кофе, налила вторую, попросила немного конья­ка, а потом снова завела бодягу о жалобе, поданной в банк, и о том, как ей теперь неудобно перед «бедным Тедди Палмером».

— Миссис Тревер, — решительно перебил ее Ник. Тут же поправился: — Алисия, я уже сказал — мы поговорим об этом завтра. А сейчас уже поздно, вы, наверное, уста­ли с дороги. Да и у меня еще есть кое-какие дела.

Это подействовало — Алисия допила наконец кофе и удалилась. Вид у нее, правда, был несколько недоволь­ный — ну да наплевать!

Следующим на очереди оказался Бен.

Обычно во время ванны, массажа и всего прочего они болтали о чем попало, но на этот раз он хранил зловещее молчание, да и вид у него был мрачный.

— А ты почему вместе со всеми не ужинал? — решил, на свое несчастье, поинтересоваться Ник. — И что зна­чит «места нет» — всегда же хватало?

— А я не нанимался за столом со стервами сидеть! — отрезал Бен. — И я не дворецкий — чемоданы ее таскать!

Ну что он взъелся из-за такой мелочи?!

— А что же мне делать было? — из последних сил по­пытался воззвать к здравому смыслу Ник.

— А ничего! В дом всякую дрянь не зазывать!

— Но это же мать Нэнси!

— Ах ма-ать?! — Это слово в устах Бена почему-то про­звучало как оскорбление. — Так, значит, ты из-за этого пе­ред ней перья распускал?! Нэнси вон только о ней услы­шала, и в обморок упала — а тебе наплевать?! Даже встретить ее не вышел — так залюбезничался.

— Это мое дело! — не выдержал наконец и рявкнул Ник. Ругаться, лежа на спине, было весьма неудобно.

— Твое — так меня не спрашивай. А за стол я с этой сукой не сяду и прислуживать ей не буду. Навидался я та­ких уже — блевать охота.

—

Где это ты, интересно, таких навидался — в тюрьме?!

Лицо Бена мгновенно застыло — Ник и сам понимал, что это был удар ниже пояса. Но уж очень хотелось как-то врезать ему, чтобы перестал с хамски-снисходительным видом лезть не в свое дело.

Тем не менее Бен ответил — медленно и без выражения:

— Нет. Раньше.

Больше Бен не произнес ни слова. Лишь под конец, Уложив Ника в постель, в ответ на вопрос: «А она что — правда в обморок упала?» — бросил короткое «Да» и с тем вышел.

Глава 20

Может быть, если бы удалось заплакать, стало бы лег­че. Но плакать не получалось, словно все внутри высох­ло, и Нэнси лежала, тупо глядя в потолок.

С того момента, как она вошла в гостиную, жизнь стала похожей на невыносимый, кошмарный сон. Ник явно злил­ся на нее — за что? За то, что она помешала им? А от беско­нечных насмешек Алисии хотелось спрятаться куда-нибудь и сделаться маленькой-маленькой, чтобы ее никто не нашел!

Но самое ужасное, что выставляла Нэнси неловкой «маленькой глупышечкой» и заливисто смеялась, показы­вая белое нежное горло, Алисия с одной-единственной целью — произвести впечатление на Ника. На Ника, на которого она, что называется, «положила глаз» — уж Нэн­си-то свою мать знала! А он... теперь он имел возможность сравнивать... И это было страшнее всего: видеть, как он смотрит на нее, и глаза его становятся недовольными, по­чти презрительными — а потом переводит взгляд на Алисию — и улыбается.

В последнее время все вообще пошло как-то напере­косяк. Никак не удавалось отделаться от мысли, что Ник жажет, что женился на ней. Да и правда, если подумать — зачем она ему?

Хотелось, чтобы он хоть раз спросил: «Что с тобой?», почему она реже стала заходить к нему в мастерскую. Но он не спрашивал... А ей снова и снова вспоминалось пе­рекошенное злое лицо и знакомо-незнакомый голос, кри­чащий: «Да замолчи ты, наконец! Если ты такая беспо­мощная, что сама со своими делами справиться не мо­жешь и из-за денег за калеку вышла...»

Но это неправда! Ей просто было хорошо с ним — вот и все! Да, она «беспомощная», не умеет бороться за себя — но замуж за него она вышла не из-за денег!..

И у них в жизни еще все может быть хорошо — нужно только, чтобы он понял это. Потом, попозже, когда все в доме утихнет, можно будет пойти к нему в спальню, и лечь рядом, уткнуться лицом в теплую волосатую грудь — все-таки Ник действительно жутко шерстяной, прямо как медведь! И он обнимет ее, как всегда...

Она не будет ему сегодня ничего рассказывать — по­том, когда Алисия уедет! Просто — прижмется, просто почувствует на себе его теплые руки, просто... ну не рас­сердится же он, если она немножко поплачет?..