Кольцо

Каммингс Мери

— Ник, ты... — начала Нэнси неуверенно.

Ник не знал, что она собирается сказать — да это был и не важно. Резким движением плеча стряхнув ее руку, о поймал в зеркальце растерянный взгляд и рявкнул — даже не ей, все равно куда, в пространство, лишь бы выплеснуть накопившуюся злость:

— Да замолчи ты, наконец! Если ты такая беспомощ­ная, что сама со своими делами справиться не можешь и из-за денег за калеку вышла, так изволь теперь молча тер­петь! И нечего меня утешать, слышишь?!

Нэнси замолчала на полуслове, застыв с приоткрытым ртом. Глаза ее расширились, на

лице проступила странная гримаса ужаса — словно она не верила, что это было сказано... что это сказал он. Ник испытал мгновенное зло­радное удовлетворение — вот, получай! — и тут светофор переключился.

Когда он в следующий раз взглянул в зеркальце, там уже не было видно ни распахнутых испуганных глаз, ни вообще лица — только заляпанную грязью согнутую спину.

Дальше они ехали молча. Нэнси сидела на заднем си­денье, скрючившись и уткнувшись лицом в колени. Отту­да не доносилось ни звука.

Ник понимал, что должен, обязан сейчас остановить машину и обернуться. И дотронуться, и сказать хоть что-то — только что? Проявить заботу и спросить, как она себя чувствует после его воплей?!

На душе было невыносимо мерзко.

Стоило ему затормозить, как Нэнси выскочила из ма­шины и, опустив голову и согнувшись, словно у нее болел живот, побежала к дому. На дорожке она чуть не столкну­лась с вышедшим навстречу с коляской Беном. Тот удивленно обернулся ей вслед, перевел взгляд на Ника...

— Данвуд уже приехал? — спросил Ник, не желая сей­час никаких вопросов — никаких, ни от кого.

— С минуты на минуту будет. А...

— Не стой столбом! Мне что, самому надо... в эту чер­тову коляску лезть?!

Вместо ответа Бен молча подогнал коляску, подхватил его под мышки, пересадил на сиденье и нагнулся, чтобы пристегнуть ноги. Ремень на поясе Ник мог застегнуть и сам.

Глядя сверху на склоненнную голову Бена с наме­чающейся плешкой. Ник ощутил вдруг острый приступ раскаяния. На душе стало еще противнее. При чем тут Бен, и при чем тут Нэнси, и при чем тут все, если он сам — психованный обрубок, который не в состоянии ужить­ся с людьми... И все делают ему скидку, и никто до сих пор не врезал... что стоило той же Нэнси в ответ на его хамство влепить ему пощечину?! А она смолчала, вытер­пела... потому что он калека!

— Когда Данвуд приедет, пусть осмотрит ее. Я не в со­стоянии сейчас выдерживать его болтовню, так что выслушай все сам. Если приедут из полиции — проведи их ко мне, к Нэнси не пускай. Я буду в кабинете.

Данвуда и правда не пришлось долго ждать. Вскоре Ник увидел в окно, как подъехала его машина, как он прошел к двери — услышал в коридоре его веселый говорок, — и наступила тишина.

Хотя доктор Данвуд был специалистом по травмам по­звоночника, он прекрасно разбирался и в других болезнях, так что Ник последние лет пять считал его своим «семей­ным врачом» и вызывал даже в случае простуды. Впрочем, тот не возражал — он вообще был человеком мягким и от­личался каким-то щенячьим дружелюбием. Только болтал много — добродушно и весело, так, что собеседнику ниче­го не оставалось делать, как слушать его рассказы о вну­ках, поздравления с прошедшими

праздниками — и так даже. Сейчас Ник не был в состоянии общаться с ним — при одной мысли о том, что Данвуд примется поздравлять его с женитьбой и желать счастья, становилось не по себе.

Ник тупо смотрел в окно, прислушиваясь к еле слыш­ным голосам. Наконец негромко хлопнула входная дверь, Ник увидел спешащего к машине Данвуда — и через мину­ту в кабинет без стука вошел Бен.

Выглядел он каким-то непривычно напряженным. По­дойдя почти вплотную, остановился и, вместо того что­бы доложить результаты визита врача, угрюмо спросил:

— Это ты ей присадил?

— Что? — Ник даже не сразу понял, о чем он спраши­вает...

— Ты ей фонарь под глаз поставил?

— Да ты что?! — ошеломленно вскинулся Ник. — Ты что?!

Метнулся к Бену, сжав кулаки, — как этот идиот посмел такое подумать? Промахнулся, ударился о стол — и сник. В горле стоял комок, как в детстве, когда хотелось зареветь, и говорить было невыносимо трудно:

— На нее напали на стоянке... мужик какой-то напал, а я... Все у меня на глазах, она кричит — а я в машине сижу Он бил ее у меня на глазах, понимаешь?! А я не мог... не мог ничего сделать... Жалкий... к-калека... Ничего не мог, ничего... — Ник ударил кулаком по столу. — Ничего не мог, понимаешь?! — И, пытаясь взять себя в руки, спросил, не глядя на Бена: — Что с ней?

— Ушибы... глаз подбит, запястье растянуто, на затыл­ке ссадина — но в целом такого серьезного ничего нет. Данвуд просил завтра утром подъехать — он хочет ее на томографе насчет сотрясения мозга проверить. И если начнется тошнота или рвота... или там сознание потеря­ет — сразу звонить велел.

— Свозишь ее завтра... И надо «мерседес» в ремонт отогнать.

— Она там плачет... — Слова упали тяжело, как камень.

Ник поднял голову. Бен смотрел на него в упор, слов­но спрашивая: «Почему ты не с ней?!»

— Я... накричал на нее... ну, не по делу... просто...

— Я-ясно, — протянул Бен и неприятно усмехнулся. — А когда ты по делу орешь-то?.. Она Данвуду сказала, что ты ее спас, — чуть помедлив, добавил он.

— Да уж... спас. Я ее чуть не задавил. Сам не знал, что делаю, — рванул в их сторону, а потом тормозить некогда было — еле успел свернуть и пару чужих машин стукнул. Ну вот... а потом сидел в машине, а она лежала там где-то, под колесами — и я даже не знал, живая ли... А потом еще полиция... чтоб их...

— Что им от тебя надо было?

— А чтоб я из машины вышел, — усмехнулся Ник.

— Весело...

От ужина Нэнси отказалась. Продолжая отсиживать­ся в кабинете, Ник то и дело посылал Бена послушать под дверью, предложить поесть и так даже. Ответы повторя­лись с унылой неизбежностью: «плачет», «ничего не хо­чет»... Потом: «Свет погасила...»

Он знал, что должен — давно должен был! — отправить­ся к ней и сказать что-нибудь вроде «не бери в голову...», или «не сердись», или хотя бы просто «извини...». Но в голове было пусто, как с перепою, и только мелькали обрывки каких-то странных воображаемых воспомина­ний — не о том, что было, а о том, как могло бы быть: