Кольцо
Шрифт:
Когда микрофон взял Стивен Корм, Ник покосился на Нэнси, но та оставалась спокойной и невозмутимой. На губах ее играла легкая рассеянная улыбка, словно она думала о чем-то своем, и, лишь когда актер закончил свою речь словами: «...я благодарен людям, которые верили в меня в те далекие дни, когда не верил еще даже я сам!», она обернулась и взглянула на него.
Глава 24
— Я вас прямо
Сорвался с Губернаторского бала он одним из первых. Нервничал, звонил пару раз по сотовому, поглядывал на часы — и, как только подали кофе, спросил:
— Вы, наверное, хотите остаться еще потанцевать? Мне надо ехать к Мэгги, она там нервничает. Я сейчас вызову для вас другую машину.
На самом деле было ясно, что он не прочь, чтобы гости поехали с ним. А потанцевать можно и на его приеме — оркестр там будет не хуже, чем у губернатора!
— Я думаю, мы тоже можем уже двигаться, — решил Ник. — Нэнси, ты не против?
Нэнси, с трудом оторвав задумчивый взгляд от стоявшей напротив нее вазы с орхидеями, встрепенулась:
— А? Да, конечно, конечно...
Нику показалось странным выражение ее лица — как у человека, оторванного от грез и с трудом вернувшегося в реальность. На губах ее играла мягкая рассеянная улыбка, глаза светились теплом — это было совсем непохоже на ту элегантную светскую непринужденность, с которой она обычно вела себя на людях. И — первая мысль: Стивен Корм! Стоило этому актеришке появиться, и Нэнси сразу повела себя странно: свистела, кричала... И улыбалась ему потом в фойе... А теперь вот грезит наяву!
Но это же просто идиотизм! Она уже не девочка-школьница, чтобы влюбляться в актеров! Да нет... чепуха, померещилось, наверное!..
Поместье Вильямса, именуемое «Оленья роща», вело свою историю еще с тех времен, когда слово «Голливуд» обозначало глухое местечко недалеко от Лос-Анджелеса — и ничего больше.
Нику и Нэнси было предоставлено гостевое бунгало, одно из трех, расположенных по сторонам квадратного бассейна, отделанного черным мрамором. С четвертой стороны открывался вид на элегантный особняк девятнадцатого века — особняк, в котором жил сам хозяин.
Вильямс страшно гордился своим маленьким королевством. В первый же день он провез их с Нэнси по всему поместью в коляске, запряженной парой лошадей, показывая основные достопримечательности: теннисный корт, площадку для гольфа, конюшню, оранжерею и гараж на восемь машин — в том числе пару «классических» кадиллаков. Все это окружал огромный парк с дорожками, клумбами, рощицами, беседками, декоративными прудиками, арками вьющихся растений и скульптурами — и даже небольшим стадом собственных оленей (очевидно, чтобы оправдать название).
Нику поместье понравилось. В нем царила атмосфера спокойствия и стабильности. Стоило отойти на сотню футов от бунгало — и казалось, весь остальной мир просто исчезал. Хотелось лечь на хвою, закрыть глаза — а открыв их, увидеть над головой
Даже подумалось — а не купить ли что-нибудь в этом роде? Чтобы там тоже был лесок, и сосны над головой, и тишина...
Но сейчас спокойствием здесь и не пахло. Еще у ворот к машине подскочил человек:
— Парковка налево по дороге, пожалуйста. А, это вы, мистер Вильямс!
Издалека доносилась бодрая ритмичная музыка.
— Много уже подъехало, Терри?! — поинтересовался Вильямс.
— Нет, машин двенадцать всего.
— Большинство гостей только часа через полтора подъедет, — сказал Вильямс, делая шоферу знак двигаться дальше. — Нэнси, дорогая, у вас голова не болит? А то мне показалось, что у вас вид какой-то...
Нэнси, которая всю дорогу рассеянно смотрела в окно, улыбнулась и покачала головой.
— Нет, Танк, все в порядке. Устала немного...
— Какое «устала»?! Веселье еще только начинается! Подходите часа через полтора, а пока отдохните хорошенько и помните: я собираюсь сегодня затанцевать вас до упада! Ник, надеюсь, вы не против?!
Ник вынужден был пробормотать нечто утвердительное.
Они высадились и молча пошли по каменной дорожке, ведущей к бунгало.
«Вот так. Последний вечер», — подумал Ник.
У него было странное настроение. Казалось, нужно срочно сделать что-то очень важное — и никак не удавалось вспомнить, что же именно. Но не проходило тревожное ощущение, будто время проходит, утекая, как песок между пальцев, и его уже почти не осталось.
Завтра он скажет ей, отдаст чек... Заплачет она? Или, наоборот, обрадуется?
Он поймал себя на том, что хочет что-то ей сказать — все равно что. И чтобы Нэнси ответила. И тоже ответить. Просто... для разговора...
Но первой, едва войдя в бунгало, заговорила Нэнси:
— Тебе ванночку для ног сделать?
— Не надо. Так полежу, сойдет. Ты в этом на вечеринку пойдешь? — кивнул Ник на лежащее на тахте голубовато-палевое платье.
— Да. — Нэнси перевесила платье на стул. — Ночью светлое красиво смотрится.
Не о том она говорит, не о том!
Он швырнул в кресло смокинг, на ходу развязывая галстук, направился в спальню — и уже в дверях не выдержал, обернулся.
— Ты... приходи. Я жду.
Разделся до трусов, обмыл ноги сильной струей теплой воды — это помогало снять напряжение с мышц. Прямо так, с мокрыми ногами, плюхнулся на кровать поверх покрывала, закинул руки за голову и закрыл глаза.
Придет не придет? Наверное, придет, раз попросил...
И вспомнилось вдруг, остро и отчетливо, как она приходила к нему в «тихий час». Веселая, с пушистыми волосами, в халатике и тапочках-«собачках». Прибегала, со смехом прыгала на кровать и смотрела на него сверху радостными глазами. И на душе было легко, и горько, и светло, и руки сами тянулись — скорее, обнять ее, прижать к себе! — и Нэнси смеялась и попискивала, когда он неловко или слишком сильно прихватывал ее...