Колдовской мир (Книги 4, 5, 6, 7 цикла "Колдовской мир")
Шрифт:
— Разве ты не слышал Пивора? — Джойсан стояла, прижав руки к груди, где висел грифон. — Ты не слышал его? — в ее голосе вновь был гнев, как будто она возмущалась моей глупостью. — Он назвал тебя родственником, значит ты больше, чем хочешь думать о себе. Ты — есть ты, и ты не являешься ничьим оружием, Керован. Ты мой жених. Если скажешь мне «нет», то увидишь, что у меня нет гордости, потому что я пойду за тобой куда угодно. И я объявлю тебя своим мужем перед всеми. Ты веришь мне?
Я верил, и теперь уже совсем не знал, что делать. Мне оставалось лишь изобразить согласие.
— Да, — просто ответил я.
— Хорошо. А если ты когда-нибудь снова захочешь уйти от меня, то тебе это будет нелегко сделать, — это было не предупреждение и не угроза,
— Пивор говорил о двери и о ключе, который находится у меня. Когда-нибудь мы опять придем сюда.
— Когда-нибудь? — теперь, когда я обрел контроль над собой, у меня в памяти всплывали слова Пивора.
— Да. Мы… мы не готовы… я думаю… чувствую… — Джойсан задумалась. — Есть еще кое-что, что мы должны сделать вместе, Керован. Сделать вместе, ты помнишь?
— Тогда куда же мы направимся? К твоим людям? — у меня теперь не было корней в долинах и я все позволил решать Джойсан. Только она одна могла все решить. У меня оставалась лишь она одна.
— Это самое лучшее, — твердо ответила она. — Я обещала им вывести их туда, где они будут находиться в безопасности. После этого мы будем с тобой свободны.
— Что ж, я не возражаю.
Джойсан широко раскинула руки, как будто только сейчас почувствовала вкус свободы. Но будет ли это для нее освобождением, если она сохранит все прежние родственные связи? Сейчас я должен был идти с ней, потому что у меня не оставалось выбора. Но я никогда не смогу позволить ей быть изгнанницей только потому, что она видит во мне Керована, с которым она связана клятвой.
ДЖОЙСАН
Мой бедный лорд, как должно быть ему горько жилось в прошлом! Мне хотелось бы стереть из его памяти воспоминания о тех годах одно за другим. Его называли монстром, пока он сам не поверил в это, но если бы он мог взглянуть на себя моими глазами… Мы пойдем по жизни вместе и я буду для него зеркалом, в котором он будет видеть себя таким, какой он есть, полностью очищенным от той грязи, которую хотели влить в него Темные люди. Да, мы вернемся к моему народу, хотя теперь он уже не мои, так как я чувствую, что должна идти по другой дороге и могу лишь ненадолго оглянуться назад. Мы убедимся, что мой народ дойдет до Норсдейла, а потом… Так я думала и мысли мои были мудрыми. Ведь мудрость иногда приходит не с годами и опытом, она может явиться и внезапно, как удар стрелы. Я ласкала грифона в своих руках — этот свадебный подарок, который сначала стал моим проклятием, а затем спасением. Свободную руку я вложила в руку Керована и мы пошли рядом, уходя от той двери, о которой упоминал Пивор. Но в душе мы знали, что вернемся и откроем ее… И какая разница, что находится за дверью, если мы войдем туда вместе?
ЧАРЫ КОЛДОВСКОГО МИРА
Шторм был очень сильным. Волны бились о скалы, перекатывались через риф, защищающий якорную стоянку рыбачьих лодок. Но люди Варка знали о шторме заранее, потому что никто так не чувствует погоду, как те, кто живет ветром, водой и морской удачей. Поэтому там не оставалось ни людей, ни лодок, за исключением крошечного ялика Оманда, который выкинуло на берег, и Оманд внимательно осматривал его.
В это утро на залитом водой песке был не только Оманд. Если шторм мог отнять у людей то немногое, что они имели, то он мог и что-нибудь и дать, поэтому люди Варка, у которых были крепкие ноги и острые глаза, собрались на берегу и смотрели, что от щедрот моря подкатится прямо к их дверям.
Иногда поднимали янтарь, и это было драгоценной находкой. Дерек однажды увидел две золотые монеты, и по знакам на них Эфрика — Мудрая Женщина, определила, что это монеты Древних. Дерек немедленно отнес их к кузнецу и переплавил в слиток, удалив таким образом из хорошего металла всякую магию.
Море всегда приносило лес и водоросли, из которых женщины добывали
На этот раз появились чужаки. Сначала люди на берегу думали, что эта дрейфующая в глубокой воде лодка потерпела крушение, но потом заметили в ней движение. Вёсел на ней не было. Люди Варка стали кричать и махать руками, но ответа не было.
В конце концов Калеб-кузнец разделся, обвязался веревкой и поплыл. Затем он сильно замахал руками, давая знать, что на борту лодки люди, и привязал веревку к ледке, чтобы ее могли тянуть с берега.
В лодке были двое. Женщина прислонилась к борту, спутанные волосы падали на изможденное лицо, руки едва двигались. Мужчина лежал неподвижно. На его виске зияла большая рана, поэтому его сначала сочли мертвым. Но Эфрика, которую позвали в качестве целительницы, откинув мокрую тунику, услышала биение сердца и объявила, что море или злая судьба еще не взяли его. И его отправили в дом Эфрики вместе с женщиной, которая словно в забытьи не слышала их вопросов, а только вяло откидывала волосы с лица и смотрела широко открытыми глазами.
Вот так чужаки попали в Варк, и с этого времени жили там, хотя и оставались чужаками. Рана, которую получил мужчина, сильно повредила ему. Сначала он был точно малый ребенок, и женщина кормила его и ухаживала за ним, как за собственным младенцем.
Их одежда, запачканная и просоленная морем, была не знакома людям Варка, и женщина не походила ни на кого из местных. Сначала Эфрика сказала, что не понимает их языка, но быстро выучила его. Затем Эфрика стала все меньше и меньше говорить о тех, кого приютила у себя. И когда Годита, жена вождя, задавала вопросы, она отвечала уклончиво, будто скрывала какую-то тайну, которая и возбуждала и пугала ее.
Женщины Варка много и часто говорили со своими мужьями, и наконец Оманд пришел в дом Эфрики в качестве вождя, чтобы узнать имена и намерения иноземцев и сообщить об этом лорду Гейлерду, на чьей территории и находился Варк. Был Год Саламандры, еще до войны с захватчиками: Высокий Халлак жил мирно, и законы соблюдались внутри его границ, особенно вдоль побережья, где поселения существовали с давних времен.
Иноземец сидел на солнышке. Лоб его пересекал широкий рубец. Человек был красив и черноволос, с большими глазами и тонкими чертами лица, но совершенно не походил на жителей долин. Он был высок и строен, и Оманд отметил, что его вяло опущенные на колени руки были чистыми, не имели мозолей от весел и не походили на руки того, кто ими работал всю жизнь. Он улыбнулся Оманду открытой детской улыбкой, и было в нем что-то такое, что заставило Оманда улыбнуться тоже, как он улыбнулся бы своему сыну. И тут же Оманд подумал, что несмотря на пересуды деревенских кумушек и мужские разговоры за выпивкой, от этого бедняги-иноземца нет никакого вреда, и он, вождь, пришел сюда зря.
В этот момент открылась дверь и Оманд увидел лицо женщины, что пришла с моря с этим улыбающимся мужчиной. Глубоко в мозгу Оманда что-то, зашевелилось. Хотя он и был человеком простым, забот у него хватало и было о чем думать.
Она была почти того же роста, стройная и черноволосая, как и ее муж. У нее было узкое худое лицо, не имевшее никаких следов красоты, как ее понимал Оманд, но что-то в этом лице было.
Когда его утверждали вождем Варка, он был в Главном Холле в Вестдейле, видел там лорда Долины и его леди, облеченных всей властью и авторитетом. И теперь, когда он смотрел на чужестранку в плохо сидящем на ней платье, переделанном из платья Эфрики, без колец и ожерелий, без золотых бубенчиков в косах, он чувствовал больше благоговейного трепета, чем перед пышностью Вестдейла. Он тут же решил, что все дело в ее глазах — он не мог сказать, какого они цвета, и видел только, что они темные и слишком большие для ее худого лица — и в них…