Колдунья из Треугольного переулка
Шрифт:
– Дай мне наглядеться на тебя, доченька, любимая моя девочка…, – повторяла она, задыхаясь от счастья. Джульетте, которая из-за порога пристально наблюдала за происходящим в комнате, не понравилось такое бесцеремонное обращение с хозяйкой и, возмущенно залаяв, она ворвалась в комнату.
– Ой, – радостно всплеснула руками Анна, – и Джульетта вернулась! – она попробовала погладить собаку, но та угрожающе зарычала. – Почему она меня не узнает? – разочарованно взглянула она на дочку.
< image l:href="#"/>– Фу,
– А что вы тут делаете? – с удивлением спросила она и, заметив, что Анна обнимает чужую девочку, бросила в сторону Мани ревнивый взгляд.
– Я ее боюсь, – капризно заявила она, – пусть она уйдет!
Маня с ужасом уставилась на нее.
– Мама, кто это? – изумленно спросила она.
– Манечка, это Лизонька, – шепнула Анна дочери, – я тебе потом о ней расскажу, – и, успокаивающе погладив девочку по голове, ласково спросила ее:
– Кого ты боишься, глупенькая моя?
– И ту, и ту, – неприязненно ответила девочка, тыкнув поочередно пальчиком в Маню и Джульетту.
– Лизонька, – обратилась Анна к насупившейся девочке, – тебя никто не обидит, не бойся. Иди, доченька, на кухню и передай, что я велела использовать на обед все наши продовольственные запасы, скажи, что у нас сегодня будет много гостей. Скажи, что я скоро подойду и, поцеловав ребенка, она вывела девочку из комнаты.
– Я тебе говорила, детка, – вернувшись, сказала она Мане, – что пока тебя не было, в нашей жизни многое что изменилось и, обняв дочь, она в общих чертах рассказала ей о событиях, происшедших со дня ее исчезновения. Маня слушала и дивилась.
– Значит, Лиза – это дочь Лизаветы Христовны? …Как странно …А ведь действительно похожа… – задумчиво качала она головой.
– Ты не думай, Лизонька очень хорошая и добрая девочка, – поспешила сказать Анна. – Хотелось бы верить… – недоверчиво протянула Маня.
– Не забывай, детка, что я ее воспитывала практически с младенчества, – заметила Анна, – и она не знает другой матери, кроме меня, так что не проговорись, что я ей не родная, – предупредила она дочку. Маня только пожала плечами.
– Конечно, я не проговорюсь, но мне неприятно, что тебя кто-то еще называет мамой, – недовольно нахмурилась она. – Кстати, а с какой стати Ленчик зовет тебя мамой? Он-то точно знает, что его мама Лизавета Христовна, – недовольно заметила она.
– Конечно, он знает, – миролюбиво согласилась Анна, – но так уж получилось само собой. Ты же помнишь, как Ленечка был привязан ко мне с раннего детства, а когда Лизавета Христовна его бросила, а ты пропала, он от нервного напряжения тяжело заболел, и я вынуждена была все время быть рядом с ним, вот он и привык относиться ко мне, как к матери.
– Так,
– Тебе это не по сердцу, дорогая? – с тревогой спросила Анна, – мне казалось, что вы с Аркадием Константиновичем очень хорошо ладили раньше.
– Да, это правда, дядя Аркадий всегда был добр ко мне, – согласилась Маня, – просто это как-то все очень неожиданно…
– Когда Аркадий Константинович сделал мне предложение, я не могла ему отказать, – будто оправдываясь, сообщила Анна, – ведь с ним жили дети, которые во мне сильно нуждались, и к которым я была сильно привязана.
– Выходит, мама, – отвела в сторону взгляд Маня, – что я у тебя в настоящее время третий ребенок?
– Ты мой первый ребенок, дорогая, – нежно привлекла девочку к себе Анна, – твое место никто никогда не занимал и не займет. Но ты должна знать, – помолчав, серьезно добавила она, – что если бы не Лизонька, не Ленечка и не Аркадий Константинович, мы бы с тобой сегодня не встретились. Ведь когда ты пропала, я, будто умерла. И умерла бы по-настоящему, если бы не их поддержка. Прими и ты их, дорогая, как свою семью, очень тебя прошу.
– Я постараюсь, мама, – хмуро ответила Маня, – но мне нужно время.
– Конечно-конечно, дорогая, – торопливо уверила ее Анна, – вот увидишь, со временем все образуется, и ты привыкнешь ко всем переменам, которые произошли за время твоего отсутствия. И все же, Манечка, – пытливо взглянула она на дочь, – что с тобой приключилось, куда ты исчезла и где была все это время?
Маня отвела взгляд, затем прямо посмотрела в глаза матери и твердо сказала:
– Я не помню, мама.
– Как это – не помнишь? – изумленно уставилась на нее мать. – Совсем ничего не помнишь?!
– Совсем ничего, – спокойно подтвердила девочка. – Разве с тобой было не то же самое?
– Да, но… потом я же все вспомнила, – растерялась она.
– Вот и я со временем все вспомню, – невозмутимо ответила Маня и поспешила сменить тему:
– Мама, а из моих платьев что-нибудь сохранилось? – спросила она, – а то во всем этом, – с сомнением оглядела она себя, – мне будет неудобно появиться перед всеми.
Мать, впервые обратив внимание на то, во что одета ее дочка, всплеснула руками.
– Да ты во всем мальчуковом! – воскликнула она, – откуда на тебе эта старая одежда, или этого ты тоже не помнишь?
– Нет, это я, слава богу, как раз помню, – возразила Маня, – потому что все это мне нужно будет обязательно вернуть.
– Манечка, твоих платьев уже нет, – слегка смутилась Анна, – ведь, если ты помнишь, там и сохранять было нечего, но ты не волнуйся, – тут же уверила она ее, – мы сейчас же поедем в город и купим тебе все необходимое. Вот прямо сейчас и поедем!
– Что это за шутки дурацкие, Анна, – раздался вдруг снизу чей-то сварливый голос.