Колесница Гелиоса

Санин Евгений Георгиевич

— Ну? — побагровел Филагр. — Отвечай, со злым умыслом или случайно ты решил отравить сына нашего господина, его мать и меня — твоего управляющего?!

Понимая весь ужас своего положения, Эвбулид не в силах был отвести глаз от стола, уставленного жареным, вареным, тушеным мясом, запеченной рыбой, салатами, соусами, румяными пирожками.

Наконец, взгляд его остановился на злосчастной мыши, и он растерянно пробормотал:

— Не знаю… Может, случайно она попала в кувшин, когда я набирал воду.

— Я говорила ему, я предупреждала его:

миленький, носи воду из дальнего ручья, там и вода слаще, и рабы в нем не купаются! Так нет же, этот ленивый Афиней решил носить из ближнего, а в нем столько грязи, столько грязи, вон — даже мыши попадаются!

Управляющий перехватил взгляд ключницы на раба и усмехнулся в бороду:

— Да, этот ручей так близко, что в него даже попадают домовые мыши!

Однако ему не хотелось портить отношения со сварливой старухой, отливавшей для него в минуты безденежья вино из хозяйских амфор, и он добавил:

— Повара, наливавшего воду в гидрию, и Афинея — к столбу. Всыпать каждому по двадцать пять ударов — и на неделю в эргастул!

— И потом — на поля? — уточнила ключница.

— Зачем? — покачал головой управляющий. — Уверен, что это послужит им неплохим уроком!

— Только сначала пусть сделают то, что предназначалось для нас! — воскликнул Публий.

— Что именно? — не понял Филагр.

— Пусть сожрут эту мышь!

— Ах, мой миленький! — восхитилась ключница. — Ты будешь большим человеком, когда вырастешь!

— Справедливое решение! — наклонил голову управляющий и приказал надсмотрщикам: — Сарда сюда!

Вбежавший повар пал на колени перед столом и застыл в глубоком поклоне, как бы заранее соглашаясь на любое наказание.

Эвбулид расширенными глазами смотрел, как Публий, взяв нож, разрезал мышь пополам и протянул одну из половинок повару.

Не поднимая головы, тот покорно принял ее, глотнул и зажал кулаком рот, удерживая рвоту.

— На, запей! — управляющий с брезгливой гримасой протянул рабу кубок вина.

Сард проворно схватил кубок и, обливаясь, сделал несколько мучительных, шумных глотков.

— А теперь ты! — подошел к Эвбулиду Публий, протягивая окровавленный кусок со слипшимися волосами.

— Нет! — отшатнулся Эвбулид.

— А я говорю, ешь!

— Нет!

— Ешь!

Половинка мыши прижалась к самым губам Эвбулида.

Он оттолкнул руку юноши и закрыл лицо ладонями, решив: пусть лучше его убьют, чем он падет до такой степени.

— Оставь его, Публий! — вдруг услышал он голос управляющего, открыл глаза и увидел усмехающееся лицо Филагра. — Разве ты не видишь, что этот Афиней сыт? Поэтому я изменяю свое наказание по отношению к нему! Дать ему пятьдесят ударов у столба и посадить на три недели в эргастул на одну воду, если он, конечно, хорошо будет вести себя! Если выживет — на поля его, как раз поспеет к началу второй вспашки!

— А водоносом конечно же прикажешь поставить снова Сира? — тут же осведомилась ключница.

— Ставь, кого хочешь, все равно они больше месяца у

тебя не держатся! — махнул рукой управляющий и, осушив полный кубок вина, дал знак надсмотрщикам вывести из комнаты рабов.

Через полчаса окровавленного, бесчувственного Эвбулида надсмотрщики втащили в эргастул и бросили на пол.

Придя в себя, он оглядел мрачные стены небольшого помещения, низкий потолок, земляной пол, на котором не было подстилки, и увидел над собой равнодушное лицо Сарда.

— Что со мной? — силясь повернуться на бок, прошептал он.

Сард помог ему и, деловито осмотрев иссеченную плетьми спину, ответил:

— Пятьдесят ударов.

— Мне больно… Они убили меня! — простонал Эвбулид.

— Пятьюдесятью-то ударами? — присвистнул Сард. — Тебя что — ни разу не ставили к столбу?

— Нет…

— И не били никогда в жизни?!

— Никогда… Если не считать дороги сюда…

— Тогда все ясно. В следующий раз кричи погромче и не сжимайся! — начал поучать Эвбулида Сард. — С криком вся боль выходит, да и после не так мучаешься. А когда стискиваешься перед ударом — то кожа лопается! Вот так-то, это целая наука! Привыкай…

— Поздно… — с горечью усмехнулся Эвбулид. — Управляющий посадил меня сюда на одну воду. Если вытяну — так все равно не выдержу больше недели на полях!

— Слышал! — кивнул Сард. — И что ты отказался есть ту мышь? Так противно стало?

— Я человек…

— Ах да, гордость не позволила! Все вы, эллины, гордые… А я съел. Да! Съел!! Я уже восемнадцать лет в рабстве и вынес от них такое, что эта мышь тортом может показаться! И что же — живу! На коленях, с согнутой шеей, всеми презираемый, униженный, опозоренный — живу! А ты — что теперь с тобой будет через неделю, после того, как я выйду отсюда?

— Кем ты был до рабства? — вместо ответа спросил Эвбулид. — Судя по твоей речи, на своей родине ты был далеко не последним человеком!

— Сказать тебе — так не поверишь! — отмахнулся Сард. — Я был главным судьей в Каралисе.

— Что?! — забыв о боли, приподнялся на локтях Эвбулид.

— Да-да, — уныло подтвердил раб. — Главным судьей и правой рукой правителя этого крупнейшего города Сардинии… Когда-то вокруг меня вилась целая стая угодливых и старательно выполнявших все мои приказы управляющих и надсмотрщиков. Да что там — у меня самого было по меньшей мере две сотни рабов, готовых по одному движению моих глаз не то что какую-то мышь, а съесть друг друга!

— И ты дошел до такой жизни?!

— Что делать? Уж очень хотелось жить… Пусть рабом, пусть у столба, но только жить: дышать этим воздухом, пить, есть — жить! К счастью, я всегда готовил себе сам, боясь, что кто-нибудь из рабов отравит меня. И поэтому после того, как Тиберий Гракх разгромил наше войско, в доме купившего меня господина мне сразу же нашлось дело. И вот я повар, раб, жру мышей, сижу с тобой в эргастуле вместо того, чтобы самому сажать людей и давать советы правителю… Презираешь меня, эллин?