Колесо в заброшенном парке
Шрифт:
Пиза, апрель 1737 года
Кардинал Мартини прохаживался по огромному кабинету и нервно растирал лоб: «Подумать только, он живет с женщиной! Аббат, получивший сан и давший обет безбрачия…» Остановившись у окна, забранного затейливой чугунной решеткой, он отодвинул тяжелую малиновую портьеру. За окном, на внутреннем дворике кардинальской резиденции, два толстых садовника возились с розовыми кустами. Из-за невысокой южной стены виднелась верхняя часть Падающей колокольни,
— Дурачье… — некстати вырвалось у кардинала. — Восхищаются наклоном и орнаментикой, забывая, что это прежде всего колокольня Божьего храма…
За спиной послышался негромкий скрип открывающейся двери и шорох сутаны.
— Простите, ваше высокопреосвященство, вы что-то спросили?
На пороге стоял дон Альдо — уже более десяти лет бессменный секретарь и помощник кардинала. Мартини посмотрел на священника и будто впервые заметил его впалые щеки, большой нос, испещренный красными прожилками, усталые глаза: «Если уж ты так постарел, брат Альдо, что же тогда говорить про меня». Подлая мысль царапнула сознание: «А сам ты — не потому ли сейчас исходишь злобой и завистью, что, дожив до своих лет, так и не совершил того, что позволяет себе этот гениальный «рыжий аббат», которому ты собираешься запретить въезд в свой город?..» Кардинал поморщился и скосил глаза на роскошное венецианской работы распятие в углу кабинета. Потом перевел взгляд на стол.
Одиноким листком на обширной столешнице лежала программа пизанских гастролей человека, имя которого уже давно гремело далеко за пределами Италии. Антонио Доменико Виральдини. Аббат Римской католической церкви, композитор, скрипач-виртуоз… Репертуар пизанских концертов интриговал и завораживал одновременно: «Тайная гармония» — цикл из двенадцати совершенно безрассудных концертов для солирующей скрипки, струнного оркестра и клавесина. Прославляющая кантата «Gloria Viva» для хора и оркестра — вызывающая по форме и удивительная по содержанию. И, наконец, премьера оперы-оратории «Ликующая Руфь» для просто сумасшедшего состава: два хора, вызывающе огромный оркестр, орган и четверо солистов. Среди последних — сопрано Анна Джирони, которая уже много лет сопровождает аббата-музыканта в концертных поездках…
Дон Альдо перехватил взгляд своего благодетеля.
— В городе много говорят о приезде аббата Виральдини.
— И что же? — кардинал поднял глаза на помощника.
— Как всегда… Одни восхищаются его музыкой, другие истово бранят ее, но никто при этом не остается равнодушным. Хотя всех волнует другое…
— Именно! — кардинал взял со стола программу и вновь пробежался по ней глазами. — Всех волнует его связь с этой сопранисткой.
— Кстати, весьма посредственной, как сказал наш капельмейстер, она красива, но голос…
— При чем тут ее вокальные данные? — оборвал помощника кардинал. — Священник живет с женщиной и пользуется при этом всеми благами известности! Какой пример это подаст нашему священству и воспитанникам семинарии?
Секретарь выждал положенную паузу — он как
— Еще во Флоренции Виральдини объявил, что он и Джирони — всего лишь друзья и никакой близости между ними нет, что это всего лишь платоническая любовь…
— Альдо, — устало промолвил кардинал, — человечество пока еще не придумало такой любви, которая хоть когда-нибудь не закончилась бы близостью.
В кабинете повисла пауза.
— Близостью телесной? — дон Альдо внимательно посмотрел на кардинала. Тот не отвел взгляда.
— Близость, сын мой, понятие абсолютное… — кардинал вновь опустил глаза на программу концертов. — А пока подготовьте два указа: один — об отмене концертов и второй — о постоянном запрещении аббату Антонио Виральдини въезжать в Пизу с какой бы то ни было целью.
— Но ведь репетиции оратории почти завершены…
Взгляд кардинала сделался ледяным.
— Как прикажете, ваше высокопреосвященство. — Дон Альдо склонил голову.
Москва, 2005 год
Георгий Александрович аккуратно опустил крышку рояля.
— Вот так, Владимир! Произведения Виральдини либо хвалят, либо ругают, но равнодушных к его творчеству история музыки действительно пока не знает, — он по-мальчишечьи крутанулся на вращающемся стуле и улыбнулся. — Еще окрошки?
— Нет-нет, спасибо — я совершенно сыт и… пора мне уже — я и так «съел» много вашего времени!
— Пустяки…
Его перебил звонок мобильного телефона. Извинившись, Вовка снял с пояса трубку.
— Алло! Стас, привет. Ты где?
— Еду в твою сторону. Ты как там?
— Да мы уже закончили. Георгий Александрович очень помог.
— Ну что вы, Володя, — смущенно вмешался в разговор Струве, — я ничем не помог, просто рассказал то, что знал…
Вовка замахал на него руками, мол, «помог-помог, еще как помог».
— Вовка, придумай, где нам пообедать, — попросил Стас. — Я голодный, как сволочь.
— Почему «как»? — усмехнувшись, спросил Вовка.
— А ты намыль шею, прикупи веревки, и я тебе при встрече с удовольствием объясню.
— Все-все… Я выбираю жизнь. И придумывать ничего не буду, лучше у Струве спрошу… То есть, ой… у Гёрсаныча. Георгий Александрович!..
Струве улыбнулся:
— Да, Володя?
— Вы не посоветуете, где тут можно перекусить?
— Как же, конечно посоветую, хоть вы и «совершенно сыты».
— Да я-то сыт, у меня Стас голодный. Это мой коллега, и вообще, друг большой.
— Ну, раз большой, тогда конечно… Здесь, на платформе «Никольская», есть несколько кабачков, но вы, не поленитесь проехать одну остановку до Салтыковки. Там есть очень симпатичное заведение. И называется интересно: «Три медведя». Передайте от меня поклон хозяину — Евгению Ахмедовичу Абашидзе, он там… главный медведь. Впрочем, вы это сами увидите: колоритнейшая личность. Грузин по отцу… или по маме, я точно не помню. Замечательный человек.