Коллекционер
Шрифт:
– А иметь два – более чем достижение.
Вафля оказалась не так плоха, решила она. Но если она здесь останется, непременно возьмет на себя покупку продуктов.
– Что хорошего даст тебе ее предложение? В этом нет ничего незаконного, у тебя есть купчая. Так что все вполне легально.
– Я откажу. Дам ясно понять, что единственное, что могу сделать, – обменять его. На Маддок.
– Его помощницу? Но почему он должен ее выдать? И захочет ли она служить предметом обмена?
– Сначала ответ на первый вопрос. Она у него на службе, почти наверняка, очень ценная прислуга, но все
– Она личность, – возразила Лайла. – Жуткая, но личность.
– Ты не мыслишь как человек, готовый убить за золотое яйцо.
– Ты прав.
Она позволила своим моральным принципам и рассудительности взять верх.
– Она средство достижения цели, орудие.
– Точно. Фредерик Капелли работал на него, во всяком случае, брал плату. Вазин спокойно от него избавился.
– Хорошо, согласна, яйцо значит для него больше, чем человеческое существо. Он не рискнет отдать ее, Аш. Она сдаст его. Договорится с полицией – и сдаст. Он должен хорошенько все взвесить.
Здесь она была права.
Он попробовал сок, нашел его удивительно вкусным.
– Я не намерен отдавать ее копам. Позволить ей заключить соглашение с полицией. Зачем я должен рисковать, чтобы она получила статус защиты свидетелей или иммунитет?
– Тогда что же еще?
Он со стуком поставил стакан.
– Я хочу отомстить. Хочу, чтобы она, мать ее, заплатила. Я собираюсь заставить ее расплатиться. Сука убила моего брата. Пролила кровь моего родственника, а теперь я хочу пролить ее кровь.
Ее сердце снова встрепенулось. Она вздрогнула.
– Не хочешь же ты сказать… не можешь. Ты не сможешь.
– Но на секунду ты подумала, что смогу.
Он взмахнул вилкой. Ткнул ее в очередной кусочек размякшей в сиропе вафли.
– Ты должна бы знать меня куда лучше, чем он, и почти поверила! И он поверит. Поверит, – повторил Аш, – потому что какая-то часть меня сама в это верит.
– Даже если так, и даже если он скажет: «Эй, давайте пожмем руки и заключим сделку», она вряд ли согласится. Она убила двух тренированных агентов, когда они подобрались слишком быстро.
– Это его проблема. Хочешь яйцо, отдай суку, которая убила моего брата. Это все, что я хочу. Иначе я уничтожу яйцо.
– Он в жизни не поверит, что ты это сделаешь.
– Черта с два не сделаю.
Он так яростно оттолкнулся от стойки, что она отпрянула.
– Эта штука уже забрала жизни двух людей моей семьи. Их кровь на нем. Достаточно того, что меня постоянно преследуют: полиция, он и его киллеры. И все из-за какой-то забавной игрушки, которую какой-то мертвый царь когда-то подарил избалованной жене? Хрен ему! Дело в семье. Я не Оливер, и плевать мне на деньги. Она убила моего брата. Теперь я убью ее или обработаю яйцо молотком.
– О’кей, о’кей.
Она дрожащей рукой подняла чашку с кофе. Выпила.
– Это было убедительно. Ты насмерть меня перепугал.
– Я и сейчас отчасти говорил правду.
Он прислонился к стойке, потер глаза.
– Плевать мне на яйцо, особенно с момента, как она тебя ранила.
– О, Аш, это была просто…
– Только не говори, что это была просто царапина. Пропади пропадом все это, Лайла. При любой возможности она, не задумываясь, убьет
Его глаза сверкали. Взгляд был напряженным, пристальным, как когда он ее писал.
– Я бы разбил его молотком, Лайла, потому что ты значишь для меня куда больше.
– Не знаю, что сказать или сделать.
Как она могла, когда все внутри тряслось и ныло?
– Никто не испытывал ко мне того, что испытывал ты. Никто не заставлял чувствовать так, как заставляешь ты.
– Ты могла бы попробовать принять все это.
– У меня никогда не было ничего основательного. Такого, что бы я не получила сама. Так уж повелось. Я никогда не позволяла себе чересчур крепко держаться за кого-то, потому что, возможно, придется этого человека оставить. Когда кто-то значит для тебя слишком много, это ранит слишком сильно.
– Это основательно.
Он взял ее руку, сомкнул в кулак, положил себе на сердце.
– Ты сама получила это. Для себя.
Она ощутила биение его сердца, сильное, размеренное. Сердца, принадлежавшего ей, если она позволит себе его взять.
– Я не могу ничего сообразить сейчас.
– Ты получила меня, когда протянула руку, дала мне за что держаться. Хотя даже не знала меня. Так что позволь мне пока держать тебя.
И в доказательство своих слов он привлек ее к себе.
– Мы не собираемся ничего оставлять позади. Ты выкрасишь ванную. Я позвоню адвокатам. Ты будешь делать свою работу, я – свою. И буду держать тебя, пока ты не скажешь, что готова.
Она закрыла глаза, попыталась взять себя в руки. Она возьмет то, что он предложил, смирится с тем, что чувствует сама. Пока.
Подготовка ванной к покраске. Изучение техники, покупка всего необходимого, выбор цвета – ей следовало знать, что художник будет иметь твердое и решительное мнение по такому поводу, – целиком заняло ее время. Она заставила себя взять дополнительный день на обдумывание процесса, села и принялась править книгу.
Ну а после засучила рукава и взялась за кисти и ролик.
Аш почти все дни проводил в мастерской. Она ожидала, что он снова попросит ее позировать, но этого не случилось. Она считала, что у него и без того полно дел. Он говорил с адвокатами, пытаясь назначить день окончательного разговора с Вазиным.
Она больше не заговаривала об этом. Проиграла в голове с полдюжины сценариев, но каждый включал первый шаг. Значит, Аш все устроит, потом вступит она. Добавит свое мнение, свои мысли. Как последний слой лака.
У нее тоже было полно дел. Но главным были чувства, его и ее. Сможет ли она отказаться? Предположим, перед ней тарелка, полная еды. Решит ли она отодвинуть тарелку? Хочет ли? Или немного попробовать и сказать: «спасибо, довольно». Или успокоиться и съесть все, что положено на тарелку?