Колодец Ангелов
Шрифт:
Да и склад ничуть не походил на продукт воображения. Светлый, маленький, исключительно чистый, с умиротворяющим жужжанием грузовых роботов и лифтов, урчанием кондиционеров и холодильника. Ряды полок до потолка; пирамиды коробок и ящиков; блеск упаковок, то приглушенные, то яркие тона. Диссонансом этому были похоронные лица сидящих за накрытым столом людей и музыка: рокот ударников и завывающий тенор не в лад, исходящий из уст дергающегося в конвульсиях на экране певца. Изображение было несколько растянуто, но через пару секунд до Марцелева дошло, что это все-таки мужчина.
«Ах,— Последний хит из альбома «Моя любовь крылата», — печально пояснил субтильный юноша с волосами, отброшенными за худую спину и свисающими ниже сиденья табурета. Половина волос была черной, вторая — соломенной.
— Это Максик, наш дизайнер, — представила Эмма, бурно дыша Кириллу в плечо. Максик кивнул, тряхнув гривой. — Это он разработал стиль белья «брокколи».
— Угу. Переплетенные ленты и кружева на тканевой основе с вкраплением люминофорных нитей…
— Раньше из-за состава ткани оно могло быть только белым, — поведала Эмма с придыханием. — Но благодаря нашему Максику обрело цвет. Он не только дизайнер, он текстильный гений.
— Максик гений. А вы следователь? — пухлая светлокожая блондинка одарила сыскаря недоверчивым взглядом из — под челки. Волосы у нее были такие же густые и длинные, как у дизайнера, только ярко-рыжие, «венецианские». Да и фигурка, плотно обтянутая полосатым джемпером, тянула на каноны рубенсовских богинь.
— Я инквизитор, Марцелев Кирилл Юрьевич, — он пожал протянутую боком ладонь.
— Лозовая Марфа Тимофеевна.
— Наша белошвейка.
— Программист швейного оборудования, — уточнила пухлая.
— Но «Кристиана Грэя» она шила, как в старину, ручная работа.
Марфа сдавленно икнула и прикрылась ладошкой.
Эмма вытянула для Марцелева из-под стола свободный табурет. Стол, как уже заметил сыскарь, был накрыт к чаепитию с поистине купеческим размахом. Круглый самовар с начищенными медными боками, тонкостенная гжельская посуда, покрытый изобильными кремовыми розами початый торт. Кир не удержался, уцепил розу мизинцем и отправил в рот. Вытер пальцы салфеткой с мережкой.
— Что празднуем?
— Творческий успех отмеча… ли, — Марфа опять икнула.
— Мы хотели соответствовать гению, — уставившись в недопитую чашку, буркнул Макс.
— Кристиан Грэй в нашем городе! — подхватила Эмма Даниловна. — Это событие поистине вселенского масштаба.
— Билеты за месяц до концерта были раскуплены.
— Понимаете, — Лозовая прижала ладони к пухлой груди. — Он был в творческом кризисе. Он скитался по галактике от планеты к планете, как…
— Идиот, — пробормотал Кирилл, краем глаза следя за кривляющимся мужиком на экране и подозревая, что это и есть тот самый Грэй.
— Да, метеор.
— Его девушка бросила, — Максик запустил длинные пальцы в контрастные волосы. — Он переживал.
— Белье мужское или женское? — спросил Марцелев деловито.
— Женское, — Марфа намотала прядь на палец. — Когда найдется та, что исцелит разбитое сердце, он смог бы…
И захлюпала, роняя слезы в чай.
— Тише, гражданочка, — похлопал ее по предплечью Кирилл. — Откуда оно пропало?
— Вон оттуда, — Эмма указала на полуоткрытую коробку на столе у стены. Под коробкой, шурша от сквозняка, трепыхались и поблескивали груды упаковочной бумаги; свисали кружевные капроновые ленты. Бледно-сиреневые. Определенно знакомый цвет. — Мы хотели взглянуть еще раз. Насладиться. А… а там…
— Во сколько это случилось?
— В четыре!
— В начале пятого, — не сошлись в показаниях Максик с Лозовой.
— Отмотайте по записи, — подала дельный совет кареглазая Эмма. — Крыся тогда как раз вот эту пел:
«Феромоны, дофамины, Обними покрепче, милый, Согрей меня, Я вся твоя!»Марцелев постарался не загоготать. Нельзя настраивать против себя свидетелей. «Крыся!» Ну, надо же! И почему мужик поет от женского лица?
— В шестнадцать двадцать две, — объявил дизайнер торжественно.
— Коробку кто-нибудь трогал?
— Я, — покаялась Марфа.
— Мы все, — уточнила Эмма. — Мы ее трясли. И под стол заглядывали. Там только целлофан остался.
— На коробке имелись повреждения? Механические, термические?
Все трое дружно покачали головами. Марцелев подошел к столу и, не притрагиваясь, осмотрел коробку с блестящим внутри целлофаном, груду подарочной бумаги и сиреневые ленты.
— Я пришлю экспертную группу. Вам придется пройти личный досмотр, сдать отпечатки пальцев и ДНК. Записи камер наблюдения тоже скопируем.
— Вы полагаете, что мы… мы… — побагровела Марфа.
Сыскарь сцепил пальцы:
— Я прошу вас об этом одолжении. Для пользы дела. Когда комплект был положен в коробку?
— В три мы показали его Патрикеевне… Ой…
Кир усмехнулся и сделал вид, что оговорки не заметил.
— Она дала «добро», и мы спустились на склад. Уложили его в коробку, но решили ее не закрывать.
— Пока не отметим, — Максик судорожно вздохнул. — А в 16.22 его уже не было.
Глава 8
Кирилл Марцелев ненавидел рутину. Нет, он бывал занудой, педантом, въедливым и скрупулезным. Но при этом монотонность работы вгоняла его в тоску. А потому Кир просто сидел перед компом и гонял на ускоренной перемотке туда и обратно ролик со знаменитым комплектом. Был «Кристиан Грэй», как сыскарь почему-то и подозревал, нежно-лилового оттенка. И прилагалась к нему в качестве «вешалки» знойная рубенсовская красавица Лозовая Марфа Васильевна. Так что Кир понимал теперь, отчего она жарко покраснела при невинной просьбе показать «Кристиана» в записи.