Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий

Давыдов Даниил Сергеевич

Мы вернулись в новый бетонный коллектор и зашагали под Неглинной улицей в сторону центра. Пройдя под пересекавшей канал трубой, Маклаков остановился у небольшой врезки, из которой сбегал маленький прозрачный ручеёк и с шумом падал в речку.

– Из этой трубы сам Лужков воду пил! – многозначительно произнёс он. – Когда мы с Юрьмихалычем здесь ходили, я ему рассказывал про рыбные пруды на Неглинке. Сказал, что пруды пополнялись источниками, что источники затем были дренированы и направлены в коллектор. А он возьми да и зачерпни отсюда. «Хорошая, – говорит, – водичка, вкусная!» Я думал – кранты мне. Кто же его знает, что за вода тут теперь течёт? Но ничего, обошлось, видать, и правда родник!

Глава 3

Подземные жители

Каждого

волнует вопрос: кто живёт под землёй? Интересовал он и меня, даже пугал. С одной стороны, об этом можно было бы прямо спросить Владимира, но что-то мешало. Особенно после того, как я так глупо испугался обычного корня. Сегодня, с высоты моего подземного опыта, я могу сказать, что ничего живого, чего следовало бы бояться, под землёй нет. Разве что представители правоохранительных органов, да и то, если не пытаться лезть куда нельзя, встреча с ними грозит едва ли, а куда нельзя – особенно не залезешь. Но бывают и исключения. Инженеры, слесари и мастера, обслуживающие московские подземелья, чаще всего искренне не понимают, что может быть интересного и привлекательного в вверенных их организациям объектах. Если же с бригадой инженерного обхода удаётся вступить в диалог, то сотрудники предприятий могут рассказать много любопытного об эксплуатации сооружений, но, как правило, ничего не знают об их истории и нередко сами спрашивают, что диковинного диггеры видят под землёй? Вообще служба в инженерных организациях – это не про диггерство. Она низводит весь интерес, всю романтику спуска до уровня рутинной тяжёлой работы. Вместо того чтобы наслаждаться красотой, необходимо решать скучные и совершенно определённые задачи: налаживать электроснабжение, прочищать от засоров ливнёвки, переключать канализационные потоки в сложных, почти нечеловеческих условиях, да мало ли что ещё? Но именно благодаря сотрудникам этих коммунальных предприятий город живёт, а его организм работает.

Пройдя ещё немного по однообразному бетонному коллектору, мы очутились в огромном кирпичном тоннеле: полукруглый свод равномерно спускался к двум набережным, сковавшим поток Неглинки. Тоннель изгибался, а с левой стороны чернели ниши уводивших вверх лесенок.

– Щёкотовский коллектор! – обернувшись, крикнул Маклаков. – Потрясающий образец дореволюционного подземного зодчества.

Щёкотовским коллектор стал называться по фамилии его создателя, инженера-механика Михаила Щёкотова, выдающегося специалиста своего времени. В отличие от родного брата – известного архитектора Петра Щёкотова, Михаил посвятил свою жизнь инженерным объектам и работам, которые так и не стали очевидными для большинства москвичей. Он проектировал канализацию, перестраивал мосты, реконструировал набережные.

В 1910 году Михаил Щёкотов начал готовить проект вывода коллектора Неглинки из-под зданий Малого театра и отеля «Метрополь», разрушавших своей массой конструкцию подземного русла. Проходя под Неглинной улицей и фундаментом театра, коллектор пересекал Театральный проезд, после чего резко поворачивал вправо, в сторону Александровского сада, непосредственно под «Метрополем». Щёкотов предложил пустить коллектор в обход зданий по S-образной траектории. А затем полностью перезаключить Неглинку в параболический канал высотой в 3,75 и шириной в 5,5 метра. По проекту этот участок имел до 40 процентов запаса пропускной способности. Однако работы были прерваны начавшейся войной, и мастер навсегда закончил строительство уникального для России сооружения на отметке в 124 метра.

Мы вышли к развилке, Неглинка шумно сбегала с небольшой горочки в современный круглый участок, а в сторону уходил узкий и извилистый коридор.

– Идём на Кремль, – махнул рукой Маклаков в сторону коридора.

Когда я поднимался на возвышение, с которого начинался проход, я увидел многоножку. Не огромную и не очень страшную, как, например, в Крыму, но тем не менее самую настоящую сколопендру. Она спокойно сидела на стене и была длиной чуть больше спички. Толкнув Маклакова, я показал ему на многоножку.

– Костянка, – не останавливаясь, сказал он. – Это пустяки. Вообще, моими специалистами были зафиксированы случаи обнаружения в антропогенном карсте различных видов троглобий, характерных исключительно для условий техногенных урбанистических сооружений! Подожди, сейчас не такое увидим, туда сам подземный дедушка не ходит.

От его слов холодок пробежал по спине. Разыгрывает? Но командир был серьёзен и быстро шагал по извивающемуся бетонному коридору.

Иногда

мы проходили присоединяющиеся трубы, сухие и с небольшими ручейками воды. Любопытно, что вода текла не в сторону основного коллектора Неглинки, а в противоположную. В слое бетона рядами отпечатались следы досок, а временами встречались небольшие углубления, в которых виднелись остатки толстых кованых петель. Всё чаще под ногами попадались скопления песка и ила. Иногда они были такими внушительными, что нам приходилось пригибать голову, чтобы не задевать касками потолок. В таких участках было особенно душно, а в воздухе витал запах болота. В какой-то момент труба стала настолько низкой, что Маклаков присел на корточки, да так и пошёл, с трудом передвигая ноги. Мы последовали его примеру, как вдруг я услышал слабый шорох, будто из бокала кока-колы поднимались пузырьки. Я поглядел в сторону и обомлел. На стене, сантиметрах в тридцати от моего лица медленно ползли два огромных таракана. Даже не огромных, а почти гигантских, каждый размером не меньше газовой зажигалки. Они имели красноватый окрас, а их спинки были прикрыты прозрачными выступающими крылышками, отчего тела казались ещё длиннее. Сказать, что я испытал ужас, – ничего не сказать. С детства насекомые внушали мне почти панический страх. Но одно дело – увидеть огромного паука или таракана на улице, и совсем другое – в узкой подземной трубе. Впереди, поругиваясь на кого-то, медленно пробирался Владимир, сзади напирали диггеры. Я оказался в буквальном смысле зажатым своими товарищами.

– Сколько их, – пробормотал Михайлов, отряхивая плечо.

Я судорожно поднял воротник куртки, стараясь держаться посередине коллектора и исподлобья осматривая низкий потолок. Тараканы сидели в основном на стенах и не кучковались, держась друг от друга на почтительном расстоянии, они не обращали на нас ни малейшего внимания.

– Бывает, так идёшь под землёй, фух… – послышался сзади голос Балакина. – Идёшь-идёшь. А тут – ш-ш-ш, это рой тараканов пробежал.

– Ты ещё скажи, что они мёд дают, как пчёлы! – отозвался Маклаков.

Лоток коллектора резко стал понижаться. Из наноса показались ржавые узкоколейные рельсы, и мы встали в полный рост. Стены разошлись. Намыв, сужавший коллектор, закончился, и мы очутились в довольно широкой кирпичной галерее. Утирая рукавами пот, глядели на Маклакова, а тот, казалось нисколько не боясь близости тараканов, прислонился к стенке.

– Эти твари были завезены к нам в XVIII веке, – отдышавшись, сказал он. – В домах почти не селятся, а вот под землёй, особенно в центре, – полно. Безобидные товарищи, хотя и неприятные. В дождь, бывает, вообще на поверхность вылезают, много раз видел. Ну что, тут немножко осталось. Айда!

Воды становилось всё больше. Коллектор повернул, и мы увидели вдалеке решётку, за которой расплывался синеющий вечер. Подземный коридор расширялся и выходил в Москву-реку. Вода доходила уже до пояса, а под ногами сновали крупные рыбины. Со стороны оголовка потянуло свежим ветерком. Послышалась музыка, и мимо решётки протарахтел речной трамвайчик.

– Ну-ка назад! Не выйдем здесь! – резко развернулся Маклаков. – Живей, живей!

Быстро идти не получалось, вода сковывала движения, и казалось, что к ногам привязаны тяжеленные гири, всё же мы успели отступить на безопасное расстояние, когда нас догнала волна от трамвайчика. Это очень необычное ощущение: стоишь под землёй, и вдруг река начинает подниматься, вздыбливаться, кажется, ещё чуть-чуть, и она заполнит весь подземный канал. В такие секунды ощущаешь неумолимую мощь стихии, и только спокойствие старших товарищей да осознание того, что вода не может подниматься бесконечно и должна схлынуть, отступить так же внезапно, как пришла, успокаивает. Тянется тревожная секунда, две, и – волна сходит так же стремительно, как поднялась.

Мы немного вернулись назад, когда Балакин юркнул в боковую трубу. Вскоре оттуда донеслось:

– Свободно!

Ещё один диггер исчез в трубе, затем ещё, Маклаков хлопал по спине каждого, кто должен был ползти следующим. Настала моя очередь. Больше всего я боялся, что внутри меня поджидают гигантские тараканы. Сначала подал в темноту лом, и он сразу взмыл вверх. Затем сам протиснулся в узкое пространство. Подключка заканчивалась маленькой кирпичной камерой. Потолок в камере отсутствовал, вместо этого вверх уходили скобы, которые выводили в странное сооружение, напоминающее усечённую пирамиду. Тараканов нигде не было. Я вздохнул и полез дальше. Пирамида заканчивалась четырьмя окошками с разных сторон, одним круглым и тремя полукруглыми. Прямо за ними виднелась Кремлёвская стена и рубиновая звезда одной из башен.