Колодец времени - книга исторических поэм
Шрифт:
В нём все Челяднины, Слизнёвы,
Татищевы, Бутурлины,
Жулёбины и все Чулковы,
Родня Чулковым - пол Москвы.
Лишь их потери перечислив,
Поймёшь - мир кровью истечёт.
Царевич слаб, ему бы мыслить
Про цацки, нянек, сладкий мёд.
Нам на него не опереться -
Он первый нас загонит в гроб.
Умрёт Иван - не отвертеться
С врагами встретиться лоб в лоб.
Нас пара тысяч беззаветных,
А все другие - подлый
Среди могучих и не бедных,
Отмщенья жаждущих врагов.
Не дай Бог смерти государя!
Тогда останется бежать
Бросая всё в Литву и дале,
Покуда будет твердь держать!'
Толпа неистово шумела.
Волненье всем передалось.
Пошёл снег медленно, несмело,
И белым все заволоклось.
'Идёт наш царь! Открылся! Вышел!
И слава, Господи, тебе!' -
Вскричали радостно на крыше,
И повторили на крыльце.
Сначала рынды появились,
Затем Наумов - он сиял,
Как будто в битве отличились,
И словно он царя спасал.
И окружённый плотно ратью
На воздух вышел государь -
Весь в чёрном монастырском платье,
Толпу не видя, глянул вдаль:
'Что за смотрины здесь и пенье?
Вам больше дела не нашлось?
Сброд кособрюхий, пшли живее!'
'Жив царь!' - повсюду разнеслось.
Пошёл царь, крыльями одежды
Маша, как ворон на ветру,
И в полном здравии, как прежде,
По замощеному двору:
'Пора нам ехать, христиане!'
Коней никто не распрягал.
Все влезли в седла, влезли в сани,
И царский поезд поскакал.
Напротив серых стен кремлёвских
На бреге Волхова-реки,
В разрывы чёрных туч бесовских
Лучи от солнца дол секли;
Холмы в щетине рыжих веток,
Снега, торосы, плавни, льды,
Завесы из рыбачьих сеток,
Дворы торговой стороны.
Вдоль чёлнов кверху дном лежащих,
Плотов и лодок вмёрзших в лёд,
Причальных голых свай торчащих
Стоял безмолствуя народ.
Люд новгородский колыхался -
Тёк как змеиный чёрный хвост
И взглядом каждый обращался
Со всех сторон на длинный мост.
Он кремль со стороной торговой
Другой крутой соединял,
И полыньёй под ним огромной
Воды зловещий зев зиял.
Тут в Волхов, полный до отказу,
Людей кидали жив иль мёртв,
Кого под крики, коих сразу
Несло течением под лёд.
Тут казнь и жертвоприношенье,
Как будто Сатанил восстал,
И водным духам утешенье,
Здесь Вельзивула пьедестал.
Как
Ужасной карой наказать,
Вновь силой чёрной навалился
Люд христианский истреблять.
Стояли здесь на всех подъездах
Стрельцы, и близко, и вдали
Боярских детушек разъезды
На казнь захваченных вели.
Пар от дыхания над брегом
Туман лесной напоминал -
Во вспышках солнечных над снегом
Он бледной радугой сиял.
Гремели изредка пищали
Среди домов и у моста -
То вверх, то в головы стреляли
Остерегая иль казня.
Рыданья, крики человечьи,
Собаки лают, кони ржут,
А в небе вороны зловеще
Летают бесконечный круг.
'Дорогу!' - хлёсткие удары
Царю прокладывали путь.
Толпу пугая смертной карой
Толкал конвой всех как-нибудь.
К заборам многие прижались,
Кляня несчастную судьбу,
Кто не успел, лежать остались,
От боли корчась на снегу.
На берег поезд въехал шагом,
Стрельцы проворно развели
Толпу своими бердышами,
И помогли ещё плетьми.
'Царь!' - любопытствуя со страхом,
Кто помоложе лез вперёд.
Толкнули молодца в рубахе -
Упал саням он поперёк.
Ближайшим людям было видно
Как хочет встать, но не дают -
Его колени и копыта
Коней толкают, валят, бьют.
Под топот поезда ритмичный
Зовут со всех сторон его,
Свистят, а он, как куль тряпичный,
Уже не видит ничего.
Опричник из царёвой стражи
Согнулся низко во седле,
Ударил парня саблей дважды,
И тот остался на земле.
Полозья медные, копыта,
Кровавый труп вдавили в снег.
Конвой сомкнулся над убитым,
И дальше свой продолжил бег.
Мост был широк - по праву руку
Состояли ждущие суда,
С прислугой, семьями, разлуку
Предвосхищая навсегда.
По леву руку московиты:
Стрельцы, дворянские сыны,
Как злые барсы яры видом,
И действом сим возбуждены.
Жар ног босых, как будто пламень,
Свёл снег и выставил на вид
Моста сырой и скользкий камень
В навозе, щепках и крови.
Сквозь слюдяную ширму-дверцу
Из полумрака царь глядел
Как прижимая руки к сердцу
Старик на корточках сидел.
Босой старик в рубахе грязной,
Над ним молодушка склонясь
Шептала что-то несуразно,
Румянцем ярким залилась.