Колодезная пыль
Шрифт:
Он взвесил в руке книгу, по корешку провёл пальцем (первый том истрепан) и опустился в кресло. Пусть будет сага. Том сам собою раскрылся, но не на первой странице, а там где:
– Какой дом я бы вам здесь построил!
– сказал Босини, прервав наконец молчание.
– Ну ещё бы!
– сухо ответил Сомс.
– Ведь вам не придётся платить за него.
Ключик побледнел. Боролся с собой. Если тебе двадцать семь лет, и ты чувствуешь себя Босини, дело одно. Но если в свои тридцать пять окажешься в шкуре Сомса, стоит ли изводить себя спорами с мертвецами? "Мне это не по средствам", - прочёл Ключик реплику упрямого собственника. Обидно оказаться посредственностью тому, кто мнил себя Босини. Ничего удивительного, что так
Валентин поджал губы, перелистал первый том к началу, где эпиграф из "Венецианского купца" о рабах, и стал читать, прихлёбывая мелкими глотками горячий чай. Думал, трудно будет одолеть первые главы, однако быстро втянулся, и когда пришло время зажечь свет, от переживаний старого Джолиона оторвался с трудом. На улице быстро темнело, умирал день. Валентин глянул в окно, желая установить, как подвигается строительство, но в сумерках сквозь запылённое стекло ничего не высмотрел, открыть не рискнул. Потянулся, заведя руки за голову, подумал - поесть было бы недурно, и тут же вспомнил: "Ну да, гриб обещал выслать счёт".
В списке писем ничего нового не было. "Гад и есть", - беззлобно подумал Ключик, и хотел вернуться в гостиную, но тут до очарованного сагой сознания дошло, что в ограждённом со всех сторон дворике дома номер четыре шумят, и престранно. Дудят в трубу, бубнят, как в пустую бочку басом - так, что позвякивают стёкла.
– Кто там с ума сходит?!
– крикнул он, высунувшись из окна.
Двор освещён, бьёт откуда-то сверху нестерпимо яркий прожекторный свет, от ясеневых веток на палой листве резкие тени. Сверху взбесившимся слоном орёт ревун, а в промежутках между гудками железный бас возглашает: "Ключко Валентин Юрьевич!" Смотреть туда бесполезно, в глазах резь.
– Кто меня зовёт?!
– надсаживаясь заорал Ключик.
Голос потонул в слоновьих фанфарах. "Надо выйти, как бы не треснули от их иерихонской трубы стёкла". Валентин выскочил во двор как был, только ноги вбил в туфли. Запрокинул голову, прикрылся от света ладонью, и крикнул, плюясь паром:
– Я здесь! Что нужно?!
Рёв прекратился, железный бас спросил будничным тоном:
– Валентин Юрьевич?
Когда отгремело и улеглось в закоулках колодезного двора эхо, Валентин ответил.
– Да, это я!
"Я-а! Я-а!" - мячиком запрыгал между стенами окрик.
Ключик щурился, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но видел одно лишь ослепительное сияние.
– Ну, слава тебе господи. Принимайте, - равнодушно пробубнил мегафонный голос.
Прожектор на миг заслонила вымахнувшая из-за края бактобетонной стены тень и стала спускаться. Валентин рассмотрел ажурные шеи лебёдок. Никто больше не ревел, не кричал, поэтому стало слышно, как вверху зудят электромоторы и кто-то понукает, будто заклиная неизвестного бога: "Майнай! Майнай!" Валентин Юрьевич, чтобы не ослепнуть, перестал смотреть вверх и на всякий случай поднялся на крыльцо.
– Помалу!
– весело крикнули сверху.
На горящую янтарём листву лёг перекрещённый такелажными лентами кубовый ящик, картонный, на деревянном поддоне. Тросы провисли.
– Эй, там, внизу! Юрич! Отцепи скобы!
– услышал Валентин Юрьевич, но не сразу понял, что просьба обращена к нему.
Свет померк, недолгое время сверху доносилось электрическое нытьё, но ни тросов, ни лебёдочных шей, ни прожектора Валентин видеть больше не мог. Потемнел двор, всё виделось размытым в предвечерней мути. В тусклом свете окна контейнер казался больше, на картонном боку белел сунутый в полиэтиленовый карман лист. Похолодало; только лишь погасло сияние, стал накрапывать дождь.
– Не подмокли бы мои припасы, - буркнул Ключик. Понял, что разгрузки не избежать независимо от желания, потому что дождь пока
Он с треском сдёрнул прилепленный скотчем прозрачный файл и взбежал по лестнице - одеться и взять фонарь. В полиэтилене - Ключик проверил наскоро, одеваясь, - оказался список и обещанный господином прокурором счёт. Разумеется, никаких указаний на то, что Бабичев Григорий Борисович имеет какое-то отношение к поставке продовольствия гражданину Ключко Валентину Юрьевичу, в документах не было.
– И всё-таки гад, - резюмировал бывший артмастер, но уточнять, кого имеет в виду, себя или прокурора, не стал.
С разгрузкой провозился часа два, вымотался изрядно. Во-первых, ящик упаковали на славу, из-за чего пришлось разыскивать дома клещи, во-вторых, не такое это простое дело - поднять на второй этаж тонну груза, состоящего из разнокалиберных мелочей - банок, склянок, пакетов, мешков и коробок. От беготни Валентин согрелся, работал со вкусом. Через четверть часа морось действительно обратилась в дождь, поэтому пришлось спешно перевалить всё без разбору на нижнюю веранду, а уж потом к себе затаскивать. В последнюю очередь Ключик спас от воды остатки упаковочного картона, обрезки такелажной ленты и поддон - всё это затащил в квартиру Вельможных и запер на ключ. Спроси его кто-нибудь, зачем собирает мусор, не смог бы ответить, как не смог бы сказать, для чего первым делом подобрал и рассовал по карманам обломки телефонной трубки. Что-то произошло с Валентином Юрьевичем, когда с квадратных, освещённых электричеством небес его окликнули: "Эй, там, внизу!"
Когда влага из разверзшихся хлябей стала для груза неопасною, Ключик сделал передышку. Двор заливало. Непонятно было, откуда ветер, ливневые струи хлестали попеременно во все три стены колодца, молотили по крыше и со свеса валились, свиваясь в косицы. На дорожке у нижней ступени лестницы вода поднялась по щиколотку, и если выглянуть из-за столба веранды, можно было увидеть, как в ощеренный рот сточной решётки мощным перекатом валится водопад. Не было оснований беспокоиться, что в такую погоду кому-то придёт в голову с риском для жизни лезть за продуктами в колодец, но что-то странное произошло с Валентином, когда крикнули ему с небес: "Эй, там, внизу!" - не смог оставить до утра на произвол судьбы тонну съестного. Кроме того, когда стоял, задравши голову кверху, краем глаза приметил шевеление на крыше Вельзевуловой пристройки. Показалось, чёрная тень мелькнула. Рассмотреть, что это было и было ли вообще, не удалось, но пусть даже обыкновенная кошка - не хотелось Валентину Юрьевичу даже с кошкой делиться. С чего бы вдруг? Он споро разобрал груз, на второй этаж перетаскал не как попало, а методично сверяясь со списком. Забил до отказа холодильник, в кладовке расставил банки, коробки и пачки с крупами; на верхнюю полку отправил соль и муку. Мешки с овощами до времени оставил на верхней веранде, аккуратно прикрыв картоном. Покончив с этим, сверил со счётом измятый, исчёрканный синими птичками список, и только удостоверяясь, что всё учтено, оплатил.
Заполняя холодильник, Ключик обнаружил там половину присохшей пиццы. Несмотря на разгулявшийся аппетит, доедать не стал. Хотелось картошки. Лучше бы жареной, но с нею много возни, и раз уж так невтерпёж, сойдёт и варёная. "Вывалить в неё тушёнки, - думал Ключик, глотая слюну, - и накрошить лучка. Картошка хороша. Очистки..." Поколебавшись, всё же вывалил очистки в мусорное ведро, решив, что вряд ли до того дойдёт дело, что захочется из картофельных очисток готовить оладьи. Пережившая оккупацию Ядвига Адамовна рассказывала, что голодной зимой приходилось выменивать фамильное серебро на картофельные очистки, которые на местном рынке ценились. Варили их, мяли и ели, а чтобы порадовать деток - Ядвиге Адамовне в январе сорок второго как раз исполнилось пять лет - тёрли и жарили на каком-то жире оладьи со смешным названием "драники".