Колокольня Кваренги: рассказы
Шрифт:
Все расселись вокруг стола и молча стали ждать. Через час Первый спросил: — Простите, он обычно во сколько просыпается?
— Вы знаете, — ответил дедушка, — если он сытно поест, то это надолго. Часов, знаете ли, до семи…
— А сегодня он сытно поел? — поинтересовался Первый.
— Рахиль, сегодня он сытно поел? — спросил дедушка у бабушки.
— Вы знаете, как назло, — печально ответила бабушка, — я ж не знала, что вы придете. — И она тяжело вздохнула.
—
— О чем вы говорите, — дедушка даже встал, — это для нас такая честь. — Рахиль, накрывай на стол!.. У нас там осталась водка?
— Прекратите, — оборвал Первый, — что это вы придумали?..
— Простите, — сказал дедушка, — мы же никогда не были на бюро… А сладкого можно? У нас есть струдл…
Тут не выдержал папа.
— Не членов бюро прошу покинуть помещение!
Бабушка с дедушкой закивали головами, и, схватив меня, направились к двери…
— А ребенка-то зачем? — спросил Первый.
— Но он же не член бюро, — сказал дедушка, и, так как Первый ничего не сумел возразить, они вышли.
Пока на бюро решались неотложные задачи по строительству нового мира в нашем районе, дедушка развернул не по годам кипучую деятельность. Он побежал на окраину города, к Хаиму Кудрявому и умолял его одолжить на каких-нибудь два часа его внука.
Хаим Кудряев не давал, говоря, что без жены он никому внука не даст даже на одну минуту, даже ему, Моисею Соломоновичу.
Дедушка валялся в ногах и умолял Хаима не жалеть ему ребенка и что он даст ему за это последнюю бутылочку вина, и принесет фаршированную рыбу, и будет молиться за него каждую субботу…
— Скажи мне, — говорил он Хаиму, — я тебе когда-нибудь что-либо не позвращал?.. Веревку для белья? Таз? Живую курицу? Ответь, что я не возвратил? Почему ты мне не хочешь одолжить внука?
Хаим упорствовал.
И тогда дедушка решился на крайнюю меру. Он напомнил Хаиму про ту золотую десятку, которую дал ему на хранение в период бурных событий, и которая у Хаима ушла глубоко в землю, а на самом деле лежала на самом дне старого комода, и, если Хаим хочет, то дедушка может ему ее сейчас продемонстрировать.
Хаим не хотел и отдал ребенка.
— На два часа, — сказал он, — максимум!
Когда дед с хаимовым внуком на руках прибежал домой, бюро уже подходило к концу. Заплетающимся языком бабушка сообщила, что уже несколько раз разные члены бюро заглядывали и интересовались, не проснулся ли ребенок, и, что она думала, что, сойдет с ума, поскольку он проснулся и мог их выдать с головой.
— Он еще не обрезан? — поинтересовалась
— Нет, — ответил дедушка, — в среду! Они хотели вчера, но, слава богу, там очередь…
Из-за стены время от времени доносились отдельные фразы: «Поручить и проверить», «Доложить о результатах», «Кровь из носу, а к среде», «Кровь из носу, а к субботе». Чаще других доносился голос папы: «А мы заставим», «А мы заставим», «А мы заставим».
Дедушка пригладил свои седые волосы, расчесал бороду, помолился и, взяв на руки хаимова внука, вошел в комнату, где заседало бюро.
— Я извиняюсь, — сказал дедушка, — проснулся… Вы уж простите, что он так долго спал. Младенец!..
Все повскакали с мест.
— Разворачивайте! — приказал папа.
— С удовольствием, — сказал дедушка, — откуда начнем?
— Да все равно, откуда, — выпалил папа.
Дедушка начал осторожно распеленывать ребенка. Он делал это так ласково и нежно, будто был не дедушкой, а мамой. Наконец, он распеленал.
— Вот он, наш клейнер, — сказал дедушка. — А что вас, собственно, заинтересовало?
Папа бросился к хаимову внуку, нырнул куда-то в пеленки и, когда, наконец, вынырнул — лицо его сияло.
— Ну, что я говорил, — восторженно закричал он, — оклеветали!
— Конечно, оклеветали, — повторил дедушка, — а что, собственно, случилось?
— Прошу всех удостовериться, — кричал папа.
Члены бюро в порядке очереди подходили к лежащему на столе младенцу, внимательно что-то осматривали, и многозначительно покачивая головой, отходили.
— Ну, — говорил всем папа, — убедились!.. Удостоверились!
Члены бюро смущенно молчали. Последним подошел Первый. Он глядел и не верил своим глазам — все было на месте.
— Ну? — кричал сзади папа. — Убедились? Провокация!
Папа торжествовал — его честное имя было восстановлено. Он бегал по комнате, прыгал и даже поцеловал одного из членов бюро.
Первый думал мрачную думу. Значит, его обманули. Дезинформировали.
Сегодня в малом, завтра в большом, а послезавтра… Ему стало дурно… И тут его взгляд случайно упал на личико ребенка…
— Простите, — еле слышно произнес он, — тут обман… — Его голос дрожал.
— Какой еще обман? — гремел папа. — Вы, наверное, просто забыли, Наум Лазаревич, каким должен быть настоящий. А ведь у вас, между прочим, тоже в личном деле указано…
— Молчать! — вскричал Первый. — Это Петр! Мой сын.
Члены бюро, папа, дедушка, и даже хаимов внук — остолбенели…
— Извините, — парировал папа — какой же это Петр? Это Григорий.