Коломяжский ипподром
Шрифт:
Газета не случайно назвала Ефимова многообещающим: из всех участников у него была наиболее громкая слава, и потому, естественно, на него возлагались самые большие надежды. И Ефимов полностью оправдал их, став в Ницце героем дня, как за две недели до этого героем дня в Канне стал Попов.
Вот официальные технические результаты лишь одного дня состязаний:
первый приз за дальность полета без пассажира – Ефимов;
первый приз за полет с пассажиром – Ефимов;
первый приз за тур вокруг летного поля, четыре круга, – Ефимов;
первый приз за скорость – Ефимов...
День 16 апреля стал «днем Ефимова», писала газета «Пти нисуа».
Попов горячо радуется успехам своего соотечественника. Они проникаются глубокой симпатией друг к другу, переходят на «ты». И когда Ефимов решает еще раз вступить в борьбу – за приз «Полет с пассажиром», он предлагает Попову:
– Слушай, Николай, рискнешь подняться со мной в воздух?
– Миша, о чем ты толкуешь? Да я хоть с кем полечу, а тем паче с тобой. Более того, за честь сочту.
– Ну ладно уж тебе – за честь, за честь, – рассердился Ефимов, не любивший громких слов. – Собирайся – и пошли.
И они взлетели...
«Экипаж Ефимов-Попов – явление далеко не заурядное», – заметила по этому поводу «Пти нисуа», относившаяся к русским пилотам с большой симпатией и доброжелательным вниманием. «Экипаж Ефимов-Попов» взял еще один приз, «легко, – по словам газеты, – и вне конкуренции».
Информацию об этом дне состязаний «Пти нисуа» поместила под весьма выразительной «шапкой»: «Полеты этого дня. Опять Ефимов! Попов – пассажир!»
И отмечала далее:
«Соотечественник Ефимова Николай Попов, герой перелета Ла-Напуль – остров Святой Маргариты и обратно, беспредельно счастлив был взять на себя роль пассажира. Он прежде всего набил карманы камнями, чтобы увеличить свой собственный вес до семидесяти пяти килограммов, предусмотренных правилами состязаний, и поместился в самолете позади Ефимова. При первом полете они достигли высоты, равной двадцати восьми метрам с половиной, при второй – лишь двадцати метрам, но обоими своими результатами они побили все рекорды, установленные до настоящего времени».
И в следующих номерах газеты – заголовки, ставшие почти что стандартными: «Неизменно – Ефимов».
Пресса многих европейских стран, подробно освещавшая ход авиационных состязаний, не скупилась на похвалы русскому авиатору. В Ницце была даже учреждена в местной школе стипендия имени Ефимова.
Состязания в Ницце закончились 25 апреля. Первым по числу завоеванных призов был Ефимов. Радовался Михаил Никифорович. Радовался за своего нового друга Николай Евграфович.
– Миша, – сказал Попов перед отъездом из Ниццы Ефимову, – я скоро укачу в Петербург, ты – в Одессу, а потом в Будапешт. Когда снова свидимся, один бог знает. Я человек писучий, как ты знаешь, и мне очень хотелось бы написать о тебе. Много ли знают о Мише Ефимове наши россияне? А французы? А немцы? А бельгийцы?.. То-то вот. Между тем, кто всех их обошел в покорении воздуха?
Ефимов хотел запротестовать, но Попов решительно оборвал:
– И не скромничай, пожалуйста, не надо. Что есть – то есть. Так вот, я прошу тебя, Миша, как друг: давай поговорим по душам. Тебе это не в тягость, а мне сгодится. Расскажи о себе все, что было. А я кое-что запишу для памяти...
Так они провели два-три вечера вместе, прежде чем разъехаться в разные стороны – разъехаться навсегда. Но тогда об этом никто из них еще, конечно, не знал. Встретившись и сдружившись на одном из бесчисленных
Впрочем, не совсем так. Повстречались! На страницах книг по истории отечественной авиации, в энциклопедиях и справочниках их имена неизменно стоят рядом.
Оба они были пионерами авиации. А пионер – значит первый.
12
21 апреля (по новому стилю – 4 мая) 1910 года Н. Е. Попов, сопровождаемый Ваниманом, приехал в Петербург для участия в Первой международной авиационной неделе, о чем не преминули уведомить своих читателей все столичные газеты. Несколько раньше прибыли два райтовских аэроплана, которые уже находились в таможне, и по распоряжению министра финансов их можно было получить для перевозки в Новую Деревню. В последний день каннских состязаний на обоих аппаратах лопнули цилиндры моторов. Но, вызванный телеграммой в Петербург, Попов уже не имел возможности исправить двигатели. Пришлось спешно разбирать аппараты и упаковывать их в ящики, чтобы своевременно отправить в Россию по железной дороге.
«Завтра приступлено будет к починке двигателей, которая продлится, по словам авиатора, дня три-четыре», – сообщала одна из столичных газет.
Приезд Попова в Петербург по случайному стечению обстоятельств совпал с другим «авиационным событием».
В то самое время, когда Николай Евграфович, тепло встреченный на перроне Варшавского вокзала друзьями и официальными представителями Всероссийского аэроклуба, покидал вагон парижского экспресса, в Новую Деревню, на Коломяжский скаковой ипподром, устремились тысячи и тысячи петербуржцев. Там, как сообщали развешанные всюду на стенах и тумбах афиши, в одиннадцать часов знаменитый французский авиатор Губерт Латам (один из участников состязаний в Ницце) собирается продемонстрировать желающим свое удивительное и героическое искусство.
Однако Латама постигла неудача: он смог оторваться от земли всего на полторы минуты и, касаясь травы, пролетел, а точнее, проскользил два-три десятка метров.
«Предисловие к авиационной неделе малообещающее», – сокрушались скептики.
«Латам прополз по ипподрому одну минуту», – иронизировала по поводу неудачи французского пилота «Петербургская газета».
Всероссийский аэроклуб должен был выплатить Латаму крупную сумму денег, если тот продержится в воздухе сто двадцать секунд. Латам оторвался от земли на сто секунд и не получил ни гроша.
После этой неудачи «авиационные страсти», кипевшие в Петербурге, разгорелись с еще большей силой, охватив буквально весь город, что уже само по себе было неплохим предисловием к предстоявшей неделе. Интерес петербуржцев сразу же переключился на ее участников, и прежде всего – на ее единственного русского участника.
Одновременно с Поповым в российскую столицу приехали Христианс и Эдмонд. Остальные ожидались на следующий день.
Не раздумывая долго, Николай Евграфович прямо с вокзала, вместе с Ваниманом и корреспондентом «Нового времени» Иларионом Васильевичем Кривенко, которому было поручено освещать авиационную неделю в газете, отправился через весь город на предоставленном ему автомобиле в Новую Деревню. Он не хотел упустить возможности наблюдать полет французского коллеги и поскорее увидеть своими глазами Коломяжский ипподром, спешно приспособленный под летное поле.