Колпак с бубенцами, или же Зависть. Гиперион. Падение Гипериона
Шрифт:
Восставшие на Крона, Крона в прах
Повергли, обратили бога в тлен!
О, застенайте! Ныне я -- тростник,
Колеблемый ветрами! Глас мой слаб,
И сам я нынче немощен и хил!
Стенайте! Кто не стонет -- пособи
Воспрянуть, победить! Мы победим,
Растопчем дерзостных -- и трубный зык
Восславит нас, и грянет мирный гимн,
И вмиг зазолотятся облака;
Сольется пенье с перебором струн
Серебряным. И много новых благ
Создам на диво дщерям и сынам
Небесным!.." Он растерянно умолк,
И
Так умолкает немощный старик,
Оплакавший родных... Мои глаза
И уши, мнилось, действовали врозь,
Вразлад, вразброд, враздробь и вразнобой:
Гремел глагол -- но сколь явился образ
Глаголавшего жалок! Я смотрел,
А Крон сидел уныло под шатром
Ветвей корявых. Ни единый лист
Не дрогнул. Неужели слух налгал?
Решил бы я, что Крон окаменел,
Когда б не дрожь его разверстых губ
Меж завитками белой бороды.
И, словно солнце в облачном руне,
Был виден в этих снежных завитках
Титанов лик... И Тейя поднялась,
Десницу направляя в темноту,
Зовя куда-то. И поднялся Крон,
Как бледный исполин, что, моряков
Страша, встает из волн в полночный час, --
И лес обоих вскоре поглотил.
Сказала Мнемозина: "Правят путь
К сородичам -- а те средь черных скал
Страдают, познавая боль, и жуть,
И безнадежность..." Речь моей вожатой
Продолжу ли? Окончился пролог
И, может быть, читатель утомлен
Виденьем этим... Краткий перерыв
Содеем -- и осмелюсь, и решусь,
И Мнемозина вновь заговорит.
ПЕСНЬ II
"О смертный, чтобы ты уразумел,
Доступной речью твой наполню слух,
Понятиями, коих ты не чужд --
Иначе ветру внял бы ты скорей,
Чей голос для тебя -- пустейший шум,
Хотя легенды шепчет он лесам...
Во мрачных безднах льются реки слез!
Поверь: таких скорбей, подобных мук
Не выразишь ни речью, ни пером!
Титаны -- связни, или беглецы, --
Стенают неизбывно: "Крон, спаси!"
Не прилетит, увы, ответный глас.
Из наших великанов лишь один
Еще не пал, и властвует еще --
Гиперион. И шаровидный огнь
Ему престолом служит -- Богу Солнца.
Но чует Бог: беда недалека.
Страшится смертный множества примет,
А знамения горние -- грозней:
Не песий вой, и не вороний грай,
Не родственник, ступивший на порог,
Когда раздался погребальный звон --
А знамения навевают страх
Гипериону. Весь его дворец,
От золотых пирамидальных веж
До бронзовых укромных галерей,
Кровавым жаром тлеет -- всяк покой,
И всяк чертог соделался багров.
Оконные завесы, тучи тож --
Гремят. И в эти дни кадильный
До Бога доходящий с алтарей,
Что на священных ставятся холмах,
Смердит каленой медью и свинцом
Растопленным... Когда на сонный Запад,
Нисходит Бог усталый, отсияв, --
Не отдыхать ложится великан,
Не засыпает, внемля пенью флейт,
Но мерит, мерит он, за шагом шаг,
Длину и ширину своих палат.
А в дальних закоулках и углах
Теснятся оробелые рабы
Крылатые -- так толпы горожан,
Бежавши в степь, сиротствуют, пока
Землетрясенье зыблет их дома.
Сейчас, когда влачится Крон сюда
За Тейей сквозь неведомую дебрь,
Гиперион закатную зарю
Зажег, и скрылся, низойдя на Запад --
На запад поспешим..." -- И сгинул мрак,
И хлынул чистый свет. И Мнемозина
Сидела предо мной. Зеркальный куб,
Сверкавший, как невиданный алмаз,
Ей был престолом. Я глядел округ,
И видел череду гигантских зал,
И семицветных арок череду,
И череду сияющих столпов...
И яростный вошел Гиперион,
И риза развевалась, точно ветр
Ее трепал -- она, раскалена,
Ревела, что земной кузнечный горн --
И дрогнул всяк. А Бог шагал вперед. . .
<...>
Перевел Сергей Александровский
x x x
Примечания к поэме Джона Китса "КОЛПАК С БУБЕНЦАМИ, или же ЗАВИСТЬ"
Поэма написана в ноябре-декабре 1819 года. Напечатана в 1848-м. Чарльз Браун, друг и биограф поэта, вспоминал, что Китс работал над этим сочинением весьма воодушевленно (однажды с утра до обеда получилось целых двенадцать строф) и намеревался опубликовать его под вымышленным именем Люси Воган Ллойд. По-видимому, заглавие "Колпак с бубенцами" предлагалось Чарльзом Брауном, а "Зависть" -- Китсом. Поэма осталась незавершенной (3 февраля 1820 года у Китса впервые хлынула горлом кровь), а заглавие -- необъяснимым в пределах существующего текста, получившего устойчивое двойное название.
"Зависть" рассматривали как сатиру на разгульные нравы английских политиков, как стихотворный шарж, изображающий повадки современных Китсу литераторов -- Байрона, Ли Ханта, Чарльза Лэма, Роберта Саути и др., -- однако подобные утверждения трудно, если вообще, доказуемы. Правда, можно с уверенностью сказать, что стихи лорда Байрона поэма пародирует очень часто.
Написанная так называемой Спенсеровой строфой, "Зависть" весело и задиристо перекликается с огромной классической поэмой Эдмунда Спенсера "Королева фей". В частности, оттуда взяты и название сказочной столицы -- Пантея, и гордое имя царя Эльфинана.