Колян. Дилогия
Шрифт:
«Камуфляж, мля!» — он притормозил и выкинул в кювет окровавленный простреленный комбез.
«Но все равно не стоит соваться на посты — я весь в крови, примут на раз. Да еще есть опасность, что на меня дали ориентировку прикормленным ментам…»
Он прикинул маршрут, порадовался, что перед началом операции залил бензобак под горловину — сейчас было бы проблематично возиться с канистрой… За несколько километров до поста ГАИ Колян ушел на «Жуке» в поля, срезая путь до Нееловки. Застрять он не боялся — топей в этом направлении не было, а из пашни его как-нибудь вынесут крутые «ноги» Жука.
Дорога к дому
Очнувшись, он долго не мог понять, что происходит. Он лежал у себя в постели, уставившись в беленый известкой потолок и мучительно соображал.
«Случайно мне не приснилось, что я разбирался с Седым, ездил куда-то?» — он попытался приподняться, но его бок прострелила резкая боль, он нащупал на себе повязку и внезапно похолодел.
«Кто? Кто это сделал? Неужели они все-таки добрались до меня?» — преодолевая боль он сел, медленно спустил ноги с кровати. Голова закружилась. Он с трудом сфокусировал глаза — на пороге кухни стояла миловидная девчонка с широко раскрытыми зелеными глазами под крашеной каштановой челкой, со стройной, спортивной фигуркой под линялым трикотажным костюмом. Она строго сказала Коляну:
— Не вставай! Швы разойдутся! Я сшивала два часа тебя!
— А ты кто? — тупо сказал Колян.
— Серегина я двоюродная сестра. Этот балбес тебя седня утром нашел дома. Зашел, видать, опохмелиться, да увидал. Говорит, типа проведать зашел — болтун.
— Вы врача, что ли, вызвали? — забеспокоился Колян.
— Да неее… Я сама тебя зашила, ребро вправила, завязала повязкой — я в Городе учусь на медсестру… Училась. Работы не было, за квартиру платить было нечем, я и подалась домой. Серега позвал меня, наказал, чтобы молчала. А я прям сама не своя от любопытства! Ты где это так воевал? Ну, расскажи! Расскажи!
— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали — слыхала такую поговорку? Сбили меня на пешеходном переходе.
— Ну чо врешь, че врешь — какой такой пешеходный переход?! Я чо, слепая по–твоему? Огнестрелы не знаю как выглядят? Мы на практике в травматологии были — я всякого насмотрелась, что ж ты меня за дурочку деревенскую держишь!
— Ленка, харэ парня терзать своими допросами! — прогудел голос Сереги от порога. — Лучше иди ему чаю с липовым отваром налей и аспирина дай, видишь, он горит весь… Ты, Колян, не обращай внимания на пигалицу — она девка хорошая и дело свое знает — не зря на медичку училась. Да платят им там в Городе гроши, одной не прожить, того и гляди или обидят ее или сама скурвится… Я и забрал ее домой. Здесь, при своих, не пропадет. Я тя не спрашиваю, почему ты так выглядишь — захочешь, расскажешь, нет — похеру. Думаю, ты зря влипать никуда не будешь, не того сорта мужик!
— Да вот, Серег, старые долги раздал. Пора и отдохнуть, — он вспомнил о матери Лешего.
— Эт, Колян, там мешок был… Ты не подумай чего,
— Серег, кончай туфту гнать, — прервал его Колян. — Верю, что ничего не брал. Тебе только пузырь доверить нельзя, выжрешь… Вот, мля, цены бы тебе не было, кабы не бухал не по чину, а, Серег?
— Да ну есть грешок. А что мне еще в этой дыре делать? Тоска смертная… Одна отрада — бухнуть, да рыло кому начистить. Да ну, ты отдыхай ек–макарек, чего языком трепать… Сейчас Ленка сварганит бульончику из петуха… Знаешь, какая самая лучшая уха? Из петуха! — И Серега пошел в кухню, смеясь своей древней как мир шутке.
Колян откинулся на спину, в глазах все плыло… Его охватило странное чувство — совершенно чужие люди заботятся о нем, переживают как родные. Да что родные — матери он только мешал, дальней родне нафиг был не нужен. А тут как будто семья появилась. Странно… и приятно.
Он незаметно погрузился в сон.
Молодой, привычный к перегрузкам организм Коляна быстро восстанавливался. Уже через неделю о происшедшем ему напоминала лишь ноющая боль в сломанном ребре при сильном вздохе или чихании, да заживающая, чесавшаяся борозда на предплечье. Синяки вокруг ран еще не прошли, но уже стали желтеть.
Ленка хозяйничала в доме как заправская хозяйка. И вертела мужиками налево и направо: то принеси, это отнеси, тут не следи грязными ножищами, иди выпей лекарство, умывайся. Коляну даже нравилось то, как она им командует, а Серега хитро подмигивал ему из-за спины Ленки и незаметно показывал неприличные жесты — мол, хороша, деваха, чо теряешься-то?
Коляну, конечно, нравилась Ленка, да и молодому самцу без женщины прожить долго было тяжеловато. Но и смотреть на нее просто как на объект вожделения — он почему-то не мог. Она была такая свежая, такая непосредственная в своей юности, еще не растоптанной убогой жизнью, пьяным мужем и бытом, что ему становилось страшно за нее… и хотелось от всего уберечь.
Серега, эта хитрая деревенская морда, определив в Коляне богатого перспективного жениха, по всей видимости, набивался ему в родню, наивно думая о том, что ни Ленка, ни Колян ничего о его планах не подозревают. И если Ленка, возможно, ничего не подозревала, Колян сразу просек это дело, но в общем-то ничего против не имел.
Через две недели он засобирался в Город — надо было заехать к матери Лешего, да и рублей наменять — долларами платить за молоко и мясо не годилось. С ним увязалась Ленка, шантажируя его своими воплями и слезами. Слез женских Колян, как и любой нормальный мужик, не переносил, а потому быстро сдался без боя. Ленка побежала к себе домой гладить торжественный «городской» наряд, Колян разложил по карманам несколько пачек баксов, завел «Жука» и выкатился со двора.
Ленка заявилась в полном боевом раскрасе и «неотразимом» по деревенским меркам наряде. Ее стройные ноги обтягивали омерзительные леопардовые лосины, которые контрастировали с дешевыми розовыми кроссовками. Образ дополняли кричаще–красная дутая куртка и глаза, жирно подведенные голубым карандашом. Как ни странно, даже такой дикий наряд ничуть не портил ее. Сквозь «индейскую раскраску» явственно пробивалась молодость и свежесть.