Колыбель тяготения

Кибальчич Сима

Ирт дернул вверх пригнувшегося Чагу, дурацкий мешок выскальзывал из ветвей.

— Куда тебя опять занесло? Я же показал тропинки, по которым ты можешь ползать. За едой и наружу. Придется тебя запереть, безмозглый червяк.

— Не знаю, не помню, как сюда попал, Хозяин. Я не хотел.

Чага быстро моргал, его била заметная дрожь. Под ростками тело ощущалось непривычно жестким. Мешок окаменел от грязи, что ли?

—

Что ты с собой сделал? — взбесился Ирт.

— Ничего, хозяин, простите, хозяин. Я все делаю, как приказано.

Ладно, доволочет его до норы и бросит там. Хотя что-то в Чаге появилось неприятное. Неужели отец опять таскал его для экспериментов амебами-накопителями?

— Ру с тобой что-то делал, пока меня не было?

— Нет, нет, он меня не трогал, Хозяин. Я просто…

— Что?

— Будто заблудился. И забыл что-то важное, — он посмотрел умоляюще и потянулся всем телом, — пожалуйста…, внутри все скручивает. Помоги…

Ирт хорошо знал эти, ставшие очень частыми, просьбы зверушки. Но любил долго отказывать, вынуждая ползать у основания ствола. Как в детских играх с пищалками. Они отчаянно свиристят на сухих камнях, их можно обернуть влажным листом и успокоить или давить, и они лопаются мокрыми щекотными пузырями. Говорить с ними и Чагой все равно не о чем. Хотя…, ростки напряглись, стараясь вспомнить важное. Да. Сказки про Марс были куда интереснее жалостливого нытья. И про лестницу до Луны.

В соках замелькали странные картинки, ростки взвыли, и Ирт оттолкнул зверушку. Что-то не так — ядовито шипел инстинкт охотника. Как они вообще оказались в этой нише. В странном кружеве мелких трещин. Не настоящих, а словно под призрачной сетью. Ирт знал каждый проем родного дома, но такого купола не помнил. Он подхватил Чагу, забросил на ствол и побежал. В сторону метнулась какая-то железная каракатица. Но Ирт только ускорялся, делая поворот за поворотом. Чага казался жестким и непривычно тяжелым. В туловище Ирта будто вгрызались невидимые жгуты. В проеме мелькнула вода, и он свалил ношу на каменный выступ.

— Что вообще происходит?! И где все?

— Простите, Хозяин, простите…

Он лепетал это снова и снова, но жалкая мольба вызывала лишь раздражение. Влагу в глазах хотелось выдавить вместе с выражением страха. И самими глазами, если понадобится. Чтобы вернулось другое. Что? И зачем Чага опять притворяется, зачем строит из себя невесть кого? Спрятал под шкурку нахального капитана. Тот интересный. Знает много слов, ядовитых и занимательных. Не раздражает Ирта, как тупой голубат Чага.

— Прекратить! — взревел он.

Давление невидимых жгутов исчезло, а зверушка потеряла сознание.

Ирт разом все вспомнил. Кусок времени чуть не исчез из соков. У ног без сознания лежал Тимоти Граув, а не Чага. Пленка шлема исчезла, запрокинутая за каменный край голова обнажала горло и острый подбородок, побелевшие губы приоткрылись. Прошлое

привиделось. И теперь Ирт тонул в путанице мыслей и ощущений. Осторожно приподнял и осмотрел человека, нет ли повреждений. Резко открылись глаза, светло-синие, с мелким осколком зрачка. По лицу заскользили тени, а затянутая в перчатку рука начала бессмысленно шарить по груди. Проверяет, не одежда ли Чаги на нем? И боится произнести лишнее слово. Морок пробрался и под его пленки. Если Ирт рыкнет, Тим упадет на колени. Стены Флаа будто предлагали выбор. Но ростки ворчали: трансформацию обратно не отыграешь. Страх в глазах Тима стал пресным на вкус, как почкования умирающих рогсов, а «пожалуйста, помоги, хозяин…» нагоняло тоску.

— Что, капитан, заблудился и испугался? И шлем где-то скинул. От духоты, наверное.

Короткий выдох, взгляд человека налился темной синевой. Он уселся, вытер выступившие под носом капли соленой влаги и завертел головой.

— А ты, значит, меня вывел, Сусанин. И где-то по дороге научился шутить.

Наглость в Тиме опять задрала хвост.

— Кто это такой Сусанин?

— Древний лесник такой. С опасными для жизни шутками. Прямо как ты.

— И вовсе я не лесник, — оскалился Ирт, — а охотник. Это шутка Ру. Что-то вроде энергии наведенного миража для незваных гостей. Прекратилась по моему прямому приказу, и то, потому что я изоморф. Без меня только глубже бы в чащу страхов залез.

— Без тебя и не было бы такой чащи.

— Всегда и у всех есть. Странно, что у нас она оказалась одна на двоих.

Тим пялился несколько мгновений с нечитаемым выражением, потом снова взялся вертеть головой.

— Ищешь своих железных пищалок?

— Только не говори, что их тоже поглотили чащи страхов.

— И не буду. Твоих каракатиц не поглотит даже офур, бегают неизвестно где. Как Удру, когда под хвостом укусишь.

— Давай без подробностей жизни изоморфов.

— Почему же? — удивился Ирт. — Люди всегда вынюхивают другие расы под хвостами, прежде чем втираться в доверие и притворяться богами. Стрекочут что-то там про уникальность культур и прогрессорство.

— Меня это уже не интересует, — буркнул Тим. — Лучше скажи, куда нам идти дальше?

Он опять развернул в руках прозрачный лист и взялся высматривать на нем значки. Наверняка, ловил потерявшихся железных блох. Странно, что не натянул пленку на нос и глаза, она ведь тоже была говорящей. Или уже не доверяет. Ведь не защитила от наведенных миражей. Ру умел использовать чужие изобретения в свою пользу.

— Топай за мной и смотри под ноги.

— Слушаюсь и повинуюсь, — едко бухтело за спиной, все равно рождая в ростках волны удовлетворения.

Первым на их пути был Грот Молодых Почкований. Белый, с ежиками кристаллов по стенам и гладкими острыми рогами по центру. Здесь старейшины стрекотали прописные истины зеленой поросли и выкручивали ветки за непослушание. Дальше они миновали Нишу Изысканий, одну из целого их ожерелья вокруг центрального спуска. Тим все время пялился в свой прозрачный листок. И, когда их нагнал летающий пупырь, чуть не рухнул в водяную трубу.

— Натяни пленку на пустую черепушку, — рявкнул Ирт. — И шагай по воде точно за мной.