Колыбель тяготения

Кибальчич Сима

В ту поездку они с Валькой довыпендривались. С разгона запрыгнули в дыру на нижний уровень. А там ни воды, ни силовых маркеров. Покататься не выйдет и выбраться по-быстрому тоже. Нашли их не скоро. А как вернулся, мама от души влепила затрещину. Хорошо, что страшные подземные твари на лето выбирались на поверхность, а то парочке ядовитых гадин они с Валькой вполне бы могли попасться на зубок. Тим хорошо помнил, как обиделся из-за материнской оплеухи. Не знала же, что они специально полезли в дыру, значит, должна была обнимать, жалеть, окружать заботой.

Это было лето как раз перед его одиночным зимним походом.

Электронная система пискнула и сообщила,

что остался час до полного восстановления функциональности. Порекомендовала сохранять неподвижность. Тим вытянулся напротив останков Ирта. Уперся глазами в квадрат погонов на нагрудном кармане, без звания и имени, зато с вылезшими из глубины кривыми колючками. Все у чудища не так как у людей. С такой формой только в безымянную могилу ложиться. Теперь они вдвоем вполне там поместятся. Если ядовитая волна не хлынет на бережок и не растворит обоих без остатка.

— Если надеешься, что моя очередь тебя спасать, то обломишься, — Тим скосил глаза на торчащую снизу ветвь. — Впрочем, я смотрю и так обломился.

Он вздохнул, устраиваясь удобнее.

— Для спасения нужны технические возможности, а они отсутствуют. Сам уперся и не дал взять в Стены полноценного репаранта-спасателя. Там бы и гелиевый кокон, и капсула-транспортировка в комплекте. Нет, идиот, заладил про священное место, набившую оскомину трансформацию и ограниченное наблюдение. Вот и наблюдай ограниченно на бережке. Колючками наружу. Трансформируйся. Я половичком вокруг тебя не обернусь. Хотя…

Кривые колючки на обломке грудины выглядели вполне себе живыми. Сочно зелеными, с яркими багровыми вершинками, в отличие от остальной бурой массы. Если их выдернуть, сунуть под скафандр, а вернувшись домой, воткнуть в оранжерею и удобрить, можно будет развести меленьких изоморфиков.

— Что ты скажешь про жизнь в оранжерее или на подоконнике? У матушки на Марсе был такой нежно розовый глянцевый горшок с двумя сколами на горловине и одной длинной трещиной почти до донышка. Она в нем держала розы. Одуряюще пахнущий куст. Побывал на балконах всех наших квартир. Тебе к лицу этот горшок. То есть, прости, лица уже нет, но и ствол смотрелся бы в знем ничего так. Есть еще другой вариант. У первых колонизаторов Марса была традиция: в урну с прахом погибшего садить росток дерева. Плодоносящего, правда. Могу и тебе такие почести отдать. Сбежать не дам, не надейся. Прикрою силовой крышкой, чтоб слишком не разрастался. Буду подрезать, формировать крону, называть «мой дружочек». Время от времени удобрять и выставлять на солнышко. Как тебе такое совместное будущее?

Комок бурой плоти никаких возражений не высказывал, и Тим удовлетворенно кивнул, признавая, что в таком состоянии с Иртом вполне можно иметь дело.

— Может в домашнем горшке у тебя и вид будет мирный. Станешь ласково улыбаться по утрам, вытягивать ветви к свету. Хотя твоей доброте ни под каким соусом доверять не стоит. Кстати, в прошлый раз не успел тебе дорассказать о своем провальном зимнем походе? Поучительная, знаешь, история. Про доверие там, недоверие, дружбу и подростковую тупость и трусость. Наверное, это единственное из моей юности, что лучше бы не случалось вовсе. Хотя убегал я тогда в зиму полным самых радужных надежд.

Их совместная и Иртом экспедиция, похоже, приобрела традицию: посиделки с откровенными историями. Впрочем, почему бы и нет. Деревья испокон веков молчаливые свидетели человеческих драм и трагикомедий.

— История закончилась на том, как я сбежал от родителей, а потом и от развлекающихся на берегу одноклассников. Признаться, прыгать в баунсерах над бурной

осенней рекой — просто кайф, но после праздника «Поющей рыбы» лучше его не растягивать. Не зря в Кариополисе все авиетки держали на низком старте — успеть покинуть зимние квартиры до обратного удара. И я, пробежав по руслу километров пять, нырнул в лес, чтобы успеть сделать укрытие. От тебя только и слышишь: Пояс Холода то, Пояс Холода сё… А разве у вас здесь холод, разве зима? Даже для теплолюбивых землян на Орфорте вполне комфортная температура, а уж марсиане и босиком могут ходить по таким зимним полям.

На большую часть речных городов зима подает стремительно и безжалостно, как стервятник на жертву. За считанные часы обращает все в полярное царство. Я, как и каждый марсианин, знал, что это опасно. Но в четырнадцать лет веришь, что современные технологии защитят и в эпицентре взрыва. Поэтому даже не стал далеко отходить от берега. Нашел четыре крупных, под сотню метров, дендритов и устроился между стволов. Я, кажется, говорил, что осенью наши деревья отстегивают глубокие корни и перемещаются поближе друг другу. Всем хочется согреться. Животные устраивают зимние квартиры прямо на ветвях. Поближе к питательным мешках, которые вырастают за лето в нижней части стволов. Лесные твари уже после дня Сияющей реки держатся подальше от воды, а мне хотелось получить место прямиком в партере — с обзором на русло. Раскинул палатку, установил походный генератор, запитал его на концентрат водородного сырья и растянул обогревательную сеть. Хотя кому я объясняю? Подготовил, как ты говоришь, человеческую мертвечину.

Меня тогда распирала гордость, что все просчитал: семь квадратных метров смогу греть хоть до самой весны, а сырец для пищевого синтезатора возьму из запасов дендритов. Деревья в силах прокормить и себя, и несколько семейств травоядных. А под палаткой целых четыре дойные коровы. Не понимал, почему мама уперлась насчет путешествия в зиму? Собирался просидеть там, как на троне, крутой, гордый и одинокий, а Валька, который отказался от зимнего похода, от зависти и позора пусть сгрызет свои манжеты на школьной рубахе.

За прозрачной стенкой отлично просматривалось, как за какой-то час взбесилась река. Русло, километра два, поднялось к краю отвесных береговых скал, будто хотело проломить их, раздвинуть еще шире. Ветряное крыло над рекой дотягивалось до моего гнезда, настойчиво гнуло здоровенные стволы. Палатка плавала, удерживая непродуваемые стены. За пологом ударило минус тридцать, но Эльзигал только сильнее бушевал. Словно под слоем воды бесконечно мчался взбешенный дракон. Ускорялся с каждой секундой ураганного ветра и обращал влагу в крошево льда. Оно фейерверками выхлестывало на многие мили вокруг, стремилось к небу, к зеленому с охряными мазками солнцу. Осколки замещали собой воздух, весь мир. Красиво зверски. Так и подмывало выбраться, но опасно, невидимый клинок удара уже висел над головой.

Ты не слышал древние человеческие сказки про превращение в камень от единственного взгляда? Интересно, на Орфорте есть что-то подобное? Думаю, даже мгновенное превращение все равно заметно: короткое движение руки, дрожание пальцев, последний взмах ресниц и смерть. Жаль того, кто так влип. Когда температура упала до минус пятидесяти, случилось что-то похожее. Не с человеком. С рекой. Вообрази, как триллионы тонн бешенной воды разом каменеют. Хребет ледяного дракона в мгновение вспучивается из стеклянного крошева, замирает и грохочет взрыв. Удар заставляет скалы рычать и гулко стонать. Импульс подбрасывает все вокруг и затихает глубоко в лесу.