Колыбельная для брата (сборник)
Шрифт:
Неужели Славка в семь лет был такой же? Нет. С виду, может быть, и похожий, а характером совсем другой.
Бриг «Меркурий»
Когда Славка был маленьким и жил в Невьянске, он ходил с мамой на работу. Мама заведовала библиотекой в заводском клубе, руководила самодеятельным театром и вела кружок английского языка. Дел у неё было «выше головы», а Славка проводил время в полуподвальной большой комнате, где стоял бильярд.
В бильярд играли с утра до вечера. Славка забирался на высокий подоконник и часами смотрел,
Мама просто стонала:
— Неужели тебе здесь лучше, чем в детском саду?
Славка кивал. Он был ненормальный ребёнок. Он не любил детский сад и жутко скучал там. До обеда кое-как терпел, а когда наступало время тихого часа, впадал в отчаянье. При мысли, что надо укладываться спать в большущей комнате, где совсем не так, как дома, и где ничего не напоминает о маме, на Славку наваливалась чёрная тоска.
Дома было лучше. В своей комнате Славка мог просидеть в одиночку целый день и не соскучиться. Но приходил сосед Юрка Зырянов. Он был старше Славки, закончил первый класс и делал всё, что хотел. Развинчивал Славкины игрушки, лазил в холодильник за вареньем (Славка даже сам этого не делал!) и маминой губной помадой рисовал на зеркале чёртиков и крокодилов. А если Славка запирался и не пускал, грозил отлупить во дворе.
Однажды Славка не выдержал. Он вежливо попросил Юркину маму поговорить с сыном, чтобы тот вёл себя посдержаннее.
Тётя Зина выслушала Славку внимательно, потому что знала: Славик Семибратов — хороший, воспитанный мальчик, никогда не хулиганит и не врёт. Она покивала:
— Эт-та что ж… Эт-та правильно. Я с ним поговорю.
Разговор состоялся через несколько минут. Славка гулял во дворе и слышал каждое слово, потому что окно в тёти Зининой комнате было открыто.
— Юрий! А ну иди ближе, паразит! Иди, иди! Эт-та что, я бегать за тобой буду? Кому говорят!
Потом послышалась короткая возня, и вдруг раздался вопль:
— Мамочка, я не буду!
Славка от ужаса скорчился за кадушкой у водосточной трубы.
— Не буду, мамочка, прости, не надо больше! Ой-я, прости, не буду! — верещал Юрка. Потом он на несколько секунд умолк: видно, кончилось дыхание. И тогда в нестерпимой тишине слышны стали сухие частые щелчки. Они были равномерные и неумолимые, как тиканье больших часов, которые не остановить.
— Ой-я-я, не надо, больно же!! — опять взорвался криком Юрка. Захлебнулся, и вопли его превратились в тонкий визг. Это был режущий, вибрирующий визг, словно в горле у Юрки, как в милицейском свистке, прыгал маленький шарик.
Славка, приседая, убежал в дальний угол двора и зарылся в лопухи. Он зарылся бы в землю, если бы мог! Он сидел там до вечера. Стояла глухая тишина, и Славке всё чудилось в ней громкое беспощадное щёлканье…
Он же не хотел такого ужаса! Ему надо было только, чтобы Юрка оставил его в покое!
Юрка его не оставил. На другой день он поймал Славку на детской площадке, надавал пинков и подзатыльников, накормил мокрым песком. Славка молча отплёвывался и даже не защищался, только закрывал глаза. Смотреть на Юрку было нестерпимо стыдно.
С той поры он ни дня не оставался дома.
Мама не знала, что, следя за игрой, Славка почти не дышал, разговоров не слышал и холода не чувствовал. И не видел людей. Только шары. Движение жёлтых шаров завораживало Славку. В этом движении были строгие законы, разгадывание которых приносило радость. Он научился безошибочно чувствовать, куда и как разбегутся шары, ударившись друг о друга.
Может быть, поэтому Славка легко угадывал и другое: куда отскочит брошенный в забор камень, как взлетит под напором ветра воздушный змей, куда ляжет сорвавшийся с дерева лист и попадёт ли в цель стрела, пущенная из самодельного лука. Всё подчинялось законам инерции, скольжения и рикошета, законам жёлтых шаров.
И когда Славка в школе познакомился с наукой математикой, цифры и числа в задачах тоже показались ему жёлтыми шарами.
Но это было потом. А тогда в клубе Славку невозможно было стащить с насиженного места на подоконнике. Редкие часы, когда бильярдная пустовала, были для Славки тоскливыми часами. Он сидел, сиротливо съёжившись, и уныло глядел на лиловое суконное поле. По сторонам почти не смотрел. Поэтому лишь случайно и далеко не в первый день он заметил на тускло-зелёной стене картину.
Обычно картина висела в тени, а в тот раз на неё падали лучи. На картине было лунное море. Сама луна скрывалась за светлыми облаками, но её лучи пронизывали воздух и рассыпали свет по высоким волнам. Среди волн шёл двухмачтовый парусник. Несмотря на волны, он шёл ровно и спокойно. У него были сплошь дырявые паруса, и сквозь них виднелось небо, но всё равно он шёл уверенно.
В этих рваных и гордых парусах, в этой уверенности маленького судна была загадка. Какая-то заманчивость и притягательная сила. Была в лунном неспокойном просторе музыка — совсем непохожая на строгую ударную музыку костяных шаров.
Славка молча привёл за руку слегка испуганную маму и только тогда шёпотом спросил:
— Это что?
— Это бриг «Меркурий». Копия картины художника Айвазовского. Что тебя испугало?
Славка досадливо поморщился. Его ничего не испугало. Просто он не хотел говорить громко, когда рядом тайна.
— Почему рваные паруса?
— Кажется, после боя. Это наш русский корабль, он сражался с турецкими кораблями. Их было много, а он один, но он победил.
— Где он сражался?
— На Чёрном море… Славка, я не помню точно, я же не историк.
— Что такое «бриг»?
— Ты же сам видишь — корабль…
— Нет, почему он «бриг»?
— Ты меня уморишь, — сказала мама.
Она не понимала! У Славки отозвалось в душе звучание когда-то слышанных и забытых морских слов: «Бриг… брег… регата… фрегат… навигатор…» Это были слова про одно и то же. Про что-то загадочное, связанное с этим лунным морем.
А где их разгадка?
— Ну почему «бриг»? — повторил он, потому что не умел сказать иначе о своей непонятной тревоге.
Мама вздохнула.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
