Колыбельная для жертвы
Шрифт:
Перелистнул на четвертую страницу.
– Кажется, у нее внутри все было изрезано.
– Вы вели официальное расследование.
Бегло просмотрел оставшуюся часть статьи. Фактов мало, разбавлено высказываниями друзей Лоры Страхан и игрой – кто первым угадает имя младенца? Ничего от самой Лоры или будущего отца.
– Они что, даже с семьей не поговорили?
Джейкобсон прислонился к столу:
– Ее муж врезал фотографу и пообещал засунуть камеру в зад репортеру.
Я сложил газету и положил
– Молодец.
– Потребовалось целых два года восстановительных хирургических операций и лечения от бесплодия, но теперь она на седьмом месяце с небольшим. Должна родить в последнюю неделю декабря. Какой-то исключительно честный член журналистского сообщества получил доступ к ее медицинской карте.
– Это весьма душещипательная история победы, одержанной над превратностями судьбы, но только я не понимаю, каким боком это имеет отношение ко мне.
– Вы позволили ему уйти, Потрошителю…
У меня спина напряглась. Руки сжались в кулаки, костяшки пронзила боль. Процедил сквозь стиснутые зубы:
– Скажи это еще раз.
Офицер Бабз покачала головой, голос низкий и угрожающий:
– А ну-ка, полегче…
– Вы были последним, кто видел его. Вы его преследовали – и упустили.
– У меня не было выбора.
Уголки губ Джейкобсона поползли вверх.
– Что, все еще гложет?
Лора Страхан с гримасой на лице смотрела на меня с первой полосы газеты.
Я отвел взгляд:
– Не больше, чем кто-либо другой, кого мы не смогли поймать.
– Он убил четырех женщин. Потом была Лора Страхан, она выжила. Потом Мэри Джордан. А если бы вы поймали его, когда у вас была возможность… Ну, вам просто очень повезло, что он всего лишь искалечил еще одну женщину, перед тем как исчезнуть.
Да, конечно, Везунчик – это просто мое второе имя.
Джейкобсон засунул руки под мышки, покачался на каблуках.
– Вы когда-нибудь интересовались, почему он это сделал? Восемь лет прошло – и все тихо. Где он был все это время?
– За границей, в тюрьме или умер. – Я разжал кулаки, скрестил руки на груди. Суставы горели огнем. – Послушайте, мы закончили? А то у меня другие дела есть.
– А, ты еще не догадываешься. – Джейкобсон повернулся к офицеру Бабз. – Я его забираю. Навесьте на него монитор, и пусть вещи собирает. Машина нас ждет.
– Что?
– Мы еще не сделали официального заявления, но у медицинской сестры, которую вчера нашли мертвой, во внутренностях был зашит игрушечный младенец. Он вернулся.
Я снова сжал руки в кулаки.
5
Холодный ветер, схватив в охапку гость пустых пакетов от чипсов, закружил их в танце по неосвещенной парковке. Прежде чем исчезнуть в ночи, маринованный лук и креветочный коктейль сплясали в паре метров над асфальтом
Джейкобсон провел меня сквозь ряды машин к большому черному «рэнджроверу» с затемненными стеклами. Открыл заднюю дверь, слегка склонил голову:
– Экипаж ждет вас.
Бормотало радио. Голос в стиле диктора Би-би-си поплыл по холодному ночному воздуху.
– …четвертый день осады в Иглесиа де ла Асойя, в ла Асойя, Испания. Полиция Картахены подтвердила, что был убит один из заложников…
Я забрался внутрь, бросив под ноги черный пластиковый пакет со своими более чем скромными пожитками. Задержался, чтобы поскрести лодыжку на левой ноге, там, где висел браслет с монитором.
– …тремя вооруженными мужчинами под видом молящихся, со свечами в руках…
За рулем сидел полицейский-констебль в униформе. Его глаза мелькнули в зеркале заднего вида, проверяя меня. Джейкобсон забрался на переднее пассажирское сиденье.
– …доведя число погибших до шести…
Джейкобсон выключил радио.
– Эш, это констебль Купер. Один из ваших. Хэмиш, поприветствуйте мистера Хендерсона.
Констебль повернулся на водительском кресле. Худой, с длинным крючковатым носом, волосы подстрижены так коротко, что выглядят почти как модная трехдневная щетина. Кивнул:
– Сэр.
Давненько меня так никто не называл. Даже кислорожий придурок вроде Купера.
Джейкобсон накинул ремень безопасности:
– Слушай, Эш, я скажу тебе то же самое, что я сказал Хемишу, когда его отрядили к нам. Мне наплевать, какой у тебя послужной список и история отношений с приятелями из полиции Олдкасла. Ты докладываешь мне, только мне и никому больше. Если я только запах учую, что ты треплешься с кем-нибудь из них, ты вернешься обратно в то самое место, где я тебя нашел. Это не веселье, не возможность навредить или личная популярность, это командная работа, и, ради всего святого, отнесись к этому серьезно. – Улыбнулся. – Добро пожаловать в операцию «Тигровый бальзам». – Протянул руку в промежуток между двумя передними креслами, ткнул Купера указательным пальцем в плечо: – Поехали. И если не успеем к восьми, огребешь по-полной.
Констебль аккуратно вывел «рэнджровер» с тюремной парковки и выехал на улицу. Я повернулся, чтобы увидеть, как здание тюрьмы исчезает в тонированном заднем стекле машины. Все. Свободен. Больше никаких собеседований. Никаких случайных избиений.
Никаких больше решеток.
Вот тебе и Уловка-22, про которую Лен говорил.
Мои руки на ее горле, сжимаются, сжимаются…
Поймал себя на желании ухмыльнуться, стер усмешку, прежде чем она расползлась по всему лицу. Поудобнее устроился в кресле: