КОМ 4
Шрифт:
Никогда мне учителем не приходилось бывать. Разве что для Марты да для Серафимы. И первого сентября (а это был вторник), воспользовавшись тем, что день был более праздничный, нежели учебный, и после обеда лекций нам не поставили, я пошёл на второй этаж жилого корпуса, где расселили рано утром прибывших новонабранных кадетов.
Дверь на этаж оказалась закрыта, и на входе стоял один из подчинённых Семёныча.
— Это что у них? Контрольно-пропускной режим, что ли? — удивился я.
— Приказ, Илья Алексеич. Чтоб не побежали.
— Ну, понятно. Меня-то
— Да за ради Бога! Обратно выходить — стукни раза два да голос дай.
— Понял.
Внутри раздавались раздражённые голоса, и меня начало терзать некоторое предчувствие, что в этот раз снова сильно гладко не получится. С моим проникновением внутрь голоса стали слышнее.
— Да етить машу мать! — разорялся из неплотно закрытого ближайшего помещения голос, явно привыкший к командованию.
Я толкнул дверь. Комната была полна наряженных в кадетскую форму мальчишек (причём манипуляция переодевания произошла явно недавно, настолько необмято, чужеродно на них сидели кителя и брюки). Мордашки на монгол смахивают или на бурятов, но, однако ж, можно углядеть и отличия. Насколько мне известно — все тувинцы.
Посреди комнаты стоял начинающий опасно краснеть поручик, а напротив него — седоватый дядька, тоже в новой форме без знаков различия и тоже, явно, того же роду-племени, что и ученики.
— Господин поручик, помощь нужна?
Русский свирепо обернулся в мою сторону:
— А вы, позвольте узнать?..
— Хорунжий Коршунов, назначен к этим новобранцам преподавателем.
Поручик свирепо раздувал ноздри, смиряя дыхание и гнев заодно. Он был из военных, а я, хоть и преподаватель, и представитель конкурирующего ведомства — тоже военный, и это сыграло мне на руку. Он явно зачислил меня в союзники.
— Что ж, нас уже двое вменяемых! Поручик Сергеев, имею несчастье быть воспитателем этой банды.
Ага. И, судя по всему, не очень у него с новобранцами-то складывается.
— Выйдем, поговорим без лишних ушей? — прямо предложил я.
Сергеев зыркнул на пожилого тувинца и дёрнул подбородком:
— Извольте.
Мы вышли в коридор:
— Отойдём подальше?
— Пожалуй.
— Я смотрю, не заладилось у вас?
Сергеев дёрнул себя за ворот, словно ему было душно:
— Да леший знает!.. Как вас по имени-отчеству?
— Илья Алексеич. Без учеников вполне можно и просто по имени.
— Отлично. Я Вадим Романович. Вадим, — мы пожали руки. — Принял я их только сегодня. На вокзале с рук на руки у конвойного взвода! Сопровождающий прапорщик уверял, что всё нормально, переводчик дело знает крепко, и никаких проблем с пониманием не возникало. Прибыли сюда — и на тебе!
— Вот так, значит? А из учащихся никто по-нашему не бельмесает?
— Отнюдь! Есть несколько человек, которые разумеют отдельные слова, но для нормальной организации процесса, как вы понимаете, этого недостаточно. Как я могу отвечать за организацию учебы и дисциплину, когда учащиеся меня не понимают, а переводчик превратился в тумбу! Ведь что выкинули! Воду попытались
— Костёр жечь хотели?
— Именно! Еле успел!
Я невольно оглянулся на оставленный класс. За такими глаз да глаз нужен.
— Так они что же — прямо из кочевий собраны?
— А шут их знает, я ж выспросить их не могу, — поручик немного успокоился. — Судя по сопроводительным бумагам, некоторые до полутора месяцев прожили на летней базе в Абакане.
— И этот толмач тоже?
— По документам — да.
— Занятно, — мы дошли почти до середины коридора, и тут до меня дошло! — Послушайте, Вадим! Так, вероятно, эта летняя база — нечто вроде полевого лагеря?
Он уставился на меня, приоткрыв рот:
— Бож-же мой… Я ведь даже представить себе не мог, что кто-то не умеет пользоваться уборной и открывать водопроводный кран! Так надо им объяснить! — он едва не метнулся назад.
— Погодите, Сергеев. Не надо вам сейчас туда.
— Это почему?
— Тут дело тонкое. Во-первых, этот толмач при вас опростоволосился. Всё, что вы сейчас скажете, будет в штыки принимать или коверкать. Дескать — не понял.
— Возможно. А есть и второе?
— Конечно, есть. Вы говорите, что взвод охраны с толмачом проблем не знал? Так это, верно, оттого, что там одни пожилые дядьки?
Сергеев нахмурился:
— А я, выходит — слишком молодой?
— Слишком молодой, который старше по званию, да ещё и поучает — совсем не по их традициям, уж поверьте. Бузить будет. Палки в колёса втыкать потихоньку. Или как сейчас — пеньком прикидываться.
— И что же делать?
— Прежде всего, я бы посоветовал как можно быстрее вытребовать другого толмача. Бойкого, но без заслуг и младше вас по возрасту. Тогда у вас вообще никаких вопросов субординации не возникнет.
— А ведь верно! Этот, должно быть, счёл себя оскорблённым, что им молодой командует!
— Конечно. А для молодого подчиняться более старшему будет естественно.
— Ну, допустим, затребую. А прямо сейчас-то что делать? Этак у нас к ночи стихийное бедствие образуется.
— Есть выход. Приобщим, так сказать, к благому делу ветеранов. Пошли!
СТАРАЯ ГВАРДИЯ
Мы толкнулись в дверь, спустились до комендантской и быстро нашли Семёныча. Я в красках описал ему ситуацию.
— Выручай, Семёныч, пока детишки не начали из окон на цветники мочиться.
— Ох, едрит твою налево, Илья! — выпучил глаза комендант. — Нам тогда сестра-хозяйка всем шеи намылит! Пошли, потолкую с толмачом.
— Китель-то с наградами накинь! Ты ж знаешь, они к этому с уважением. И не забудь сказать, что ты — главный начальник общежития, да усы поважнее встопорщи, что ли.
— Не сочиняй уж, юморист! — глухо хохотнул Семёныч из-за дверцы шкафа и появился в парадном кителе с двумя георгиевскими крестами. — Пошли.
— Только ты уж убедись, что они чётко поняли: как воду открывать, куда гадить, как мыться.